– Джин, хватит разбазаривать имущество.
– Пусть оно останется у внучки, я его с собой забрать не смогу, – ответил дедушка.
– Но ты ведь никуда не уезжаешь.
Он только махнул рукой.
Перед нашим отъездом дед протянул мне десятидолларовую купюру и шепнул:
– Возьми и купи то, что доставит тебе радость.
На его лице промелькнула улыбка, обнажившая десны и вставные зубы. Улыбался дедушка редко, поэтому я ценила такие моменты. Я сжала его руку и кивнула.
– И не верь тому, что говорят, ладно? Ты же умница, все схватываешь на лету.
* * *
Возвращались мы нашим обычным живописным маршрутом – по проселочным дорогам, минуя пробки, – и по пути слушали новости по радио. Журналисты всего мира рассказывали о том, как люди в разных странах реагируют на происходящее. Из Южной Америки сообщали о первых недомоганиях, связанных с изменением земного притяжения. Центры по контролю и профилактике заболеваний уже занимались этой проблемой.
– Если почувствуешь себя нехорошо, сразу скажи мне, – попросила мама.
У меня тут же началось легкое головокружение.
«Создается впечатление, что новая болезнь выражается у разных людей по-разному, – заявил какой-то официальный представитель по радио. – Конкретно эта называется паранойей».
Толпы ревностных христиан готовились встать посреди ночи и пойти на зов, бросив свои жилища и оставив в них груды одежды.
– А шмотки-то почему нельзя взять? – удивилась я.
– Не знаю, милая, – ответила мама. – Мы в такие дела не вникаем.
Мы принадлежали к другой разновидности христиан, тихому и благоразумному племени, не верившему в чудеса.
Теперь интервью давал телемиссионер: «Божественное откровение было явлено много лет назад. Мы знали обо всем уже тогда, когда произошло воссоединение колен Израилевых».
Между холмами впереди блеснула морская гладь. Всех живущих на берегу людей эвакуировали: никто не знал, какими станут теперь приливы. Мы проехали поселок. По мере приближения к океану участки постепенно уменьшались в размерах. Около воды земля стоила так дорого, что некоторые дома, подпираемые гигантскими сваями, просто-таки свисали со скал.
Мы притормозили на светофоре. Пока мама крутила головой, чтобы вовремя заметить подъезжающую машину, мне в глаза бросилась тонкая белая полоска, иногда проступавшая у корней ее отросших волос. Седина у мамы появилась в тридцать пять лет, и я очень переживала, когда вдруг замечала этот знак физического увядания.
Я вдруг почувствовала, насколько одинока. Автомобиль тронулся, и я, наверное, впервые в жизни осознала, что, если с моей семьей что-нибудь случится, у меня на всем белом свете не останется ни одной родной души.