Мы входим в дом для собраний. Его стены отделаны панелями из натертого маслом дерева, и напоминают мне палаты в Эльсиноре, где король принимал своих посетителей. Коридор ведет в покои матушки Эрментруды. Там ждет Маргерита, как безмолвный часовой. Изабель пожимает мою руку и уходит.
Не говоря ни слова, Маргерита впускает меня в комнату и удаляется, повинуясь кивку матери Эрментруды. Я съеживаюсь под своей льняной одеждой. Опускаюсь на колени перед настоятельницей Сент-Эмильона, и мне видно только широкую полосу ее простого одеяния, отделанного зеленым бархатом. Скрестив руки на груди, я избегаю ее взгляда.
– Офелия, дитя мое, вы пришли к нам за помощью. В чем ваша беда? – спрашивает она.
Значит, Изабель назвала матери Эрментруде мое имя. Хорошо, что мне теперь не придется ей все рассказывать. Никто пока не должен знать мою тайну.
– Я опасалась за свою жизнь, ваша милость. Больше я ничего не могу сейчас сказать.
– Вы горюете больше, чем кажется естественным, и ваше тело слабеет и гибнет напрасно, – мягко произносит она. – Наш долг, и особая забота Изабель, вернуть вам здоровье тела и души.
– Я понесла большую утрату. Я вам очень благодарна за вашу помощь, – говорю я, упорно глядя на простой крест у нее на груди. В его центре сияет один яркий драгоценный камень, желтый, цвета надежды.
– Чего вы желаете? – спрашивает она.
– Я желаю одиночества и молитв. – Это не вся правда, но ее должно хватить, так как слова не могут выразить огромного количества моих устремлений.
– Щедрость вашего кошелька и обстоятельства вашего приезда позволяют мне предположить, что вы – вполне обеспеченная аристократка. Вы бежите от жестокого отца или от насильственного брака?
– Нет. – Я стараюсь отвечать ровным голосом и сдерживать слезы.
– Вы хотите остаться жить в монастыре и дать обеты бедности, целомудрия и послушания?
Я уже бедна, потеряв все, что мне дорого, и я уже не чиста. Я никогда не была послушной. Но этого я не произношу.
– Я не знаю, – говорю я правду.
– Вы совершили плохой поступок, в котором раскаиваетесь?
– Да… Нет! Прошу вас, в свое время я все расскажу. Не прогоняйте меня! – молю я и склоняюсь почти до земли. Я вижу только подол ее одежды и ее ноги в кожаных башмаках. Я бы их поцеловала, если бы это убедило ее позволить мне остаться.
– Вы можете остаться здесь, – говорит она. – Но вы должны работать и молиться вместе с нами и узнать то, что предназначил для вас Господь. Сестра Изабель будет вашей наставницей.
Подобно возвещающему ангелу, мать Эрментруда простирает руки и кладет ладони на мою голову.