– Я не могу радоваться своей силе, когда ваша сила слабеет, – отвечаю я.
– Господь поддерживает слабых, – быстро отвечает она, будто привыкла защищаться.
– Вы действительно сильны духом, но ваше тело истощено. Почему вы не едите?
– Мне ничего не нужно, кроме Господа, который питает мою душу хлебом Причастия, – отвечает Тереза. – Ее глаза сияют, хотя щеки ввалились, и она уже не выглядит юной.
– Он также дает нам хлеб насущный для того, чтобы питать наши тела, чтобы у нас были силы для работы в этом мире, – возражаю я, чувствуя, как во мне поднимается дух противоречия.
– Мне безразличен этот мир, который был ко мне совсем не милостив, – отвечает Тереза. Ее голос спокоен, в нем нет горечи. – Меня всегда сторонились из-за искривленной ноги, а родители стыдились меня. Моим единственным желанием было стать монахиней. Но епископ сказал матери Эрментруде, что мои видения грешны, и запретил принимать меня в кандидатки. Поэтому я нахожу свой собственный путь к Господу.
– Господь просит вас страдать ради него?
Тереза отскакивает от меня с видом оскорбленного достоинства.
– Он велит мне ежедневно возносить ему хвалу, и я это делаю.
Мне отчаянно хочется, чтобы она поняла мои благие намерения, и я беру ее за руку выше локтя, и останавливаю ее движения в воде. Эту тонкую, как у ребенка, руку я могу обхватить большим и указательным пальцами.
– Тереза, вы должны есть каждый день, иначе вы умрете!
Она даже не вздрогнула от моих слов. Я понимаю, что, возможно, ей хочется умереть.
– Когда я не ем, сам младенец-Христос приходит ко мне и сосет мою грудь, которая набухает от жирного молока, – говорит она совершенно спокойно. – Я чувствую его медовый, сладкий вкус во рту. Ни одна земная мать не ощущает такой радости.
Это убежденность веры, или доказательство безумия? Я вспоминаю о явлениях призрака, которые заставили Гамлета думать о мщении, а видения Терезы наполняют ее радостью. Оба они преступили грань здравого смысла. Кто может судить, правы ли они?
Я беру ее руки в свои. Ее ладони и запястья покрыты шрамами.
– Мои руки иногда кровоточат, как кровоточили раны Христа, – говорит она с восторгом на лице.
– Это не удивительно, у вас такая сухая кожа. Позвольте мне приготовить мазь, которая смягчит ее и облегчит боль. – Я знаю, что могу помочь ей избежать этих незаслуженных страданий.
Тереза энергично качает головой и отнимает у меня руки, словно я предлагаю отобрать у нее драгоценный дар. Она отворачивается от меня и больше не хочет разговаривать.
Я боюсь, что разум Терезы слабеет от страданий. Я не хочу, чтобы она умерла, потому что видела достаточно безумия и смертей.