– Меня одолевают мрачные мысли, и тогда мое сердце бьется слишком быстро. Вы должны пустить мне кровь и удалить плохие жидкости, как делал деревенский доктор, – требует она.
– Я не люблю пиявок, сестра, так как кровопускание выводит жизненно важные вещества вместе с плохими жидкостями, и пациент слабеет, – объясняю я, утешая ее. – Я рекомендую настойку из листьев мяты и ромашки, чтобы вы успокоились. – Сестра Лючия недовольно поджимает губы. Жаль, что я не сказала это более твердым тоном. Однако через несколько секунд она смягчается.
– Ладно, от вида собственной крови я, и правда, падаю в обморок. Но вы, конечно, посмотрите на мою воду.
Я покорно исследую мочу сестры Лючии, несмотря на то, что по ней мало что можно понять, и объявляю, что она в порядке.
Мои методы лечения просты, инструменты моей новой профессии малочисленны. Я вином промываю порезы от кухонного ножа. Небольшое количество «живой воды» – раствора спирта – облегчает зубную боль. Набор трав, подаренных мне Мектильдой, позволяет исцелять дисфункции матки, распространенные даже среди монахинь. Соли, растворенные в горячей воде, лечат гнойные нарывы. Пока я осматриваю пациенток, я преподаю им законы природы, имеющие отношение к их болезням.
– В теле человека горячие и сухие жидкости, которые вызывают безумие, борются с холодными и влажными жидкостями, которые вызывают летаргию. Чтобы исцелить тело, надо отрегулировать его элементы, так как сама Природа стремится к равновесию. – Мои рецепты просты и обычно безболезненны. – Ешьте продукты зеленые и полезные, одевайтесь тепло для защиты от холода и сырости и гуляйте каждый день, чтобы способствовать пищеварению и оживить кровь, – говорю я им. Мои припарки из трав и горчицы они принимают благосклонно, но самым эффективным средством является твердое прикосновение моей руки. Я ощупываю больное тело и втираю душистые бальзамы в негнущиеся суставы. Монахини удовлетворенно вздыхают, как тогда, когда их животы полны питательной едой, а души утешены молитвой.
Тереза – единственная пациентка, которая меня не слушается. Она позволяет мне разговаривать с ней и помогать ей в работе, но каменеет, когда я приношу ей еду. С каждым днем Тереза слабеет все больше и ест ровно столько, чтобы ее душа не отлетела в ночи. Теперь Терезу мучают головные боли. Боль, написанная на ее лице, свалила бы с ног самого стойкого солдата, но она не жалуется. Каждый день Тереза все больше становится отверженной в Сент-Эмильоне. Я думаю, что я ее единственный друг.
Сегодня, когда мы работаем при свете холодного солнца, Тереза плотнее кутает в изношенную накидку свое худенькое тело. Она дрожит от волнения, рассказывая мне свой последний сон.