– Она приехала к нам слабой и больной телом и душой. Она просила нашей защиты. Привезла с собой кошелек со щедрым пожертвованием. Теперь она работает у нас в качестве лекаря и целительницы, – говорит мать-настоятельница тоном человека, терпеливо объясняющего что-то ребенку.
– Колдовство, можете быть уверены. Она и та служанка – та прачка низкого происхождения – наверняка замыслили какое-то злодеяние, – ворчит Дуруфль.
И опять я вынуждена заговорить, несмотря на то, что мои слова могут быть опасными для меня.
– Тереза любит Господа нашего всем сердцем. Однако страдает от изнурительной болезни, которую я лечу растениями, которыми обеспечил нас Создатель. Называть это колдовством – все равно, что нанести оскорбление Господу, – говорю я, дрожа всем телом от тех усилий, которых потребовали эти слова. Мать Эрментруда сжимает мое плечо, то ли для того, чтобы успокоить меня, то ли приказывая мне молчать.
– Я вижу, что у нее страстная натура. Несомненно, она продолжает лгать, – настаивает Дуруфль. – Ее следует изгнать, как падшую женщину, которой она, несомненно, является.
– Закон Христа и правила Бенедикта требуют от нас дать ей приют, – возражает епископ Гарамонд. – Но они не позволяют нам попустительствовать аморальному поведению…
– Ваш долг его заклеймить, ваше преосвященство, – перебивает епископа Дуруфль. Перо на его шляпе дрожит от ярости. – Зло – это зараза, которая распространяется при контакте. Надо вырвать его с корнем здесь, у самого источника! – Он топает ногой, подкрепляя свои слова, потом прибавляет тихим, льстивым голосом: – Это грязное дело марает доброе имя моей семьи. Я вам говорю, оно наносит вред этому монастырю.
Епископ Гарамонд молчит, возможно, обдумывает эту угрозу. Я осмеливаюсь взглянуть на его лицо, и даже прямо в его глаза. Они серые и тревожные, похожи на затянутое тучами небо, но в них нет ничего недоброго. В тишине я слышу скрип пера Маргериты.
– Скажи мне, откуда ты пришла и кто отец твоего ребенка, – приказывает епископ мне, но голос у него добрый. Все ждут моего ответа. Скрип пера Маргериты прекращается; она тоже ждет.
Изабель сказала мне, что епископ – хороший человек. Когда она давала свои обеты, он руководил церемонией и, как нежный отец, выдавал ее замуж за Христа. Если я не могу доверять этому доброму на вид епископу, кому из мужчин я могу доверять?
– Ничего плохого не случится ни с тобой, ни с твоим ребенком. Говори, – настаивает он.
Как он может давать такое обещание? Никто на свете не в силах обеспечить нам безопасность. Пусть Клавдий больше не может достать меня, Эдмунд, возможно, все еще жив. А король Фортинбрас не будет союзником ни мне, ни моему ребенку. А больше всего я не доверяю могущественному и мстительному Дуруфлю.