Акулы, однако, все незнакомое на зуб пробуют. И что касается "зайчиков" — в Сибири есть озера, где из рыбы живут исключительно щуки, свою же молодь едят, а также уток и гусей. Может, когда-нибудь я к этому сюжету вернусь — или кто-нибудь из молодых попробует развить, из тех, кто пишет в "Искателе". А вообще, в сюжете вполне можно оставлять недосказанность — пусть каждый из читателей домысливает, как ему ближе.
И так все время написания романа. Критические замечания Ивану Антоновичу давал и Смоленцев, и даже, пару раз, сам адмирал Лазарев — но Кунцевич, больше всех. Правда, нельзя сказать что эти замечания в целом не пошли на пользу роману — который в чем-то отличался от того, оригинального текста. В частности, там гораздо больше просматривались "русские" корни — Ефремов не говорил никому, от себя самого скрывать было нельзя, в иной истории он, уставший от войны с удушающей бюрократией, выжившей его из любимой профессии и принужденный окончательно уйти в литературу, в какой-то мере рисовал в вымышленном мире идеал-антипод существующего, то есть занимался "эскапизмом", который бранил сам. Здесь этого не требовалось — и в новом романе Совет Звездоплавания находился в Москве, по прежнему стоящей среди Русской равнины, а зона "вахтовых" поселков сдвинулась гораздо севернее, к побережью Ледовитого океана (в котором теплый Гольфстрим доходил до Берингова пролива, так что на Таймыре климат был на современную Скандинавию похож). Космодром, с которого взлетал "Лебедь", был "посреди Великой Степи, где когда-то кочевники гоняли табуны — и откуда века назад был запущен первый в истории Земли космический корабль". Местом опыта Рен Боза прямо назван Памир, гора Пик Ленина. А имена героев имели в основе — славянские, латинские, скандинавские, индийские, китайские, африканские — и очень мало англосаксонских. И раскопки там не музея машин, а одного из убежищ, где доживали те, кто когда-то считал себя хозяевами планеты — бесценные статуи и картины, и скелеты на истлевших коврах — тех, кто заперлись здесь в надежде выжить, да так и никогда больше не увидели солнечный свет. Миико Эйгоро прямо говорит, что ее предки из Японии, и "я западную цивилизацию ненавижу". И упоминается Проклятый Город, "конец которого был ужасен", по некоторым намекам можно угадать Нью-Йорк. Нет роман не опускался до агитки — тут важно было не перейти грань, дать лишь наметки, ну а те, кому хочется, пусть домысливают сами. Так сказала Анна Лазарева, при этом зло усмехнувшись:
— Пусть там анализируют — может, и накопают что. А вы ни о чем не беспокойтесь, Иван Антонович, только пишите — а все остальное, наша забота!