Кешаб Чайтанья захохотал. Он смеялся долго, взахлеб, по-детски. Фыркал, всхлипывал, утирал слёзы.
— Всё-таки диспут, — отсмеявшись, выдохнул он. — Ты отменный охотник, Вьяса-джи. Так или иначе, я угодил в твою ловушку. Зайди я на шаг дальше, и мне конец. Я уверую, я приму себя как аватару. Воздвигну себе храм и стану поклоняться.
Внезапно он стал серьёзен:
— Генерал Бхимасена — мой двоюродный брат. Я в курсе ларгитасского запроса об антисе-убийце. В курсе ещё и потому, что аналогичный запрос пришёл в Совет антисов. Ты уверен, что это ребёнок?
— Я предполагаю, — уклончиво ответил гуру.
— Что ты ещё предполагаешь?
— Что ты на грани безумия. Ты приходишь ко мне, смеёшься, предлагаешь сбегать за минералкой, но ты стоишь на краю пропасти. Если это антис-убийца, твой долг — покончить с ним без промедления. Если это ребёнок, твой долг — спасти его. Если антис-убийца — брамайн, твой долг — покончить с ним без участия антисов-инорасцев. Если антис-ребёнок — брамайн, твой долг — вернуть его на родину живым и невредимым. Теперь сводим противоречие воедино, как бомбу и взрыватель: если этот антис — ребёнок, но ребёнок-убийца, и к тому же брамайн…
— Замолчи!
Кожа Кешаба стала цвета пепла. Руки, лежащие на бёдрах, затряслись. Казалось, антис прямо сейчас стартует на орбиту в большом теле, и этот старт, вне сомнений, будет горячим. Гора? Река? Гуру? Всё сгорит дотла, как змеиный яд в жилах Злюки Кешаба.
— Молчу, — выждав паузу, кивнул гуру. — Что бы я ни сказал, это твоя пропасть, тебе и прыгать. Зачем ты пришёл ко мне? Серьги, диспут, вопросы веры — ничего этого тебе не нужно. Тогда зачем?!
— Не знаю, — прошептал Кешаб. Пальцами он зарылся в собственные волосы, словно хотел вырвать их с корнем. — Мне больше некуда идти. Я хватаюсь за соломинку. Я говорил с нашими, у них то же самое. Мы боимся выйти в космос, потому что там не место для колебаний. Там место для действия, и нам страшно, гуру.
— Не называй меня так, — напомнил Горакша-натх. — И приходи без стеснения, когда сочтёшь нужным.
Внизу текла река, не вмещающаяся в кружку.
V
— Вот же ж блин! — в десятый, наверное, раз воскликнул Трепач.
И добавил со слезой в голосе:
— Но ведь блин же?
Вопрос был риторический. В переводе на общедоступный это значило: «На кой чёрт она им сдалась?!» Ответ — тоже риторический — был Трепачу известен до последней буквы: «Не наше дело. Приказ есть приказ». В переводе на общедоступный это звучало так: «Ну, блин».
Франт пожал плечами. Это значило «Ну, блин» на языке жестов.
— Блин блинский!
Просто ждать и молчать было выше сил Трепача, за что Ханс Мадсен и получил свою оперативную кличку. Казалось бы, словесный понос — сигнал о профнепригодности для полевого агента. Ага, это смотря чем заниматься. Если в засаде сидеть — тогда да. А если информацию по барам выцарапывать, в доверие втираться — совсем даже наоборот.