Ценность любой мысленной музыкальной формы зависит от чистоты ее мелодий и гармоний. По сути дела, композитор – строитель звуков, создающий здания из видимой музыки.
– Когда музыка кончается, все это исчезает? – прошептал я, тут же вспомнив, что шептать не обязательно, раз мы общаемся мысленно.
– Не сразу, – ответил дядя. – Между отдельными произведениями должна существовать пауза, чтобы форма успела раствориться и не вступила в конфликт со следующей.
Я был настолько заворожен мерцающей архитектурой, что почти не слышал создавшей ее музыки. Я припомнил, что еще Скрябин пробовал сочетать свет с музыкой, и задумался о том, пришло ли к нему вдохновение из Страны вечного лета.
А еще я думал о том, как понравилось бы это зрелище Энн.
Красота цветов напомнила мне о закате, который мы вместе с ней наблюдали в парке секвой.
Это была не та поездка, которую мы совершали с маленьким Йеном. Шестнадцать лет спустя мы впервые смогли поехать в путешествие без детей.
В первый же вечер в палаточном лагере «Ручей Дорст» мы отправились на прогулку за две мили в рощу Мур. Тропа была узкой, и я шел вслед за Энн, все думая о том, какая она милая в своих джинсах, белых кроссовках, красно-белой куртке, обвязанной вокруг талии. Оглядываясь по сторонам с детским любопытством, она то и дело спотыкалась, потому что не следила за тропой. Ей было около пятидесяти, Роберт, а она казалась мне молодой, как никогда.
Я помню, как мы сидели рядышком в роще, скрестив ноги, закрыв глаза, повернув вверх ладони, в плотном кольце пяти огромных секвой. Единственным звуком был слабый, но постоянный шум ветра высоко над нами. В памяти возникла первая строчка стихотворения: «Ветер в высоких деревьях как Божий глас».
Энн, так же как и мне, понравился этот вечер. Что-то такое было в природе – в особенности эта лесная тишина, – хорошо на нее действующее. Всеобъемлющая тишина наполняла сердце покоем. Это было одно из немногих мест за стенами нашего дома, где Энн совершенно освобождалась от тревог.
В лагерь мы возвращались уже незадолго до заката и остановились отдохнуть около громадной наклонной скалы, выходящей на аллею гигантских красных деревьев.
Мы сидели и любовались закатом, негромко разговаривая. Сначала об этой местности и о том, какой она могла быть, еще до того как ее увидел первый человек. Затем о том, как воспринял это величие человек и как методично его разрушал.
Постепенно мы переключились на разговор о себе, о двадцати шести годах нашей совместной жизни.
– Двадцать шесть, – промолвила Энн, словно до конца в это не веря. – Куда они подевались, Крис?