— Ты не вернулся.
— Что? Да нет же, я…
Катарина приблизилась к Миллеру и втянула воздух расширившимися ноздрями:
— Ты вообще не выходил из того су… супер…
— Супермаркета, — подсказал Дик, с нетерпением ожидающий разъяснений.
— Да. Новые слова… Я не понимаю их. Слишком долго одна здесь…
— Ты говорила, что я так и не вышел из супермаркета, — напомнил Миллер.
— Верно. Те черно… мазые. Они… Я чую злобу. Между вами. Смертельную злобу. Они хотят, чтобы ты умер.
— Ещё бы, — ощерился Дик.
— Они выходят из супермаркета. Ты платишь лавочнику…
— Да, и еду домой.
— …Они возвращаются. У одного из них в руке странная блестящая вещь. Она… Как громко. Слишком громко, — Катарина зажмурилась, словно испытывая физическую боль. — Ты падаешь… Падаешь… О, какая сладость…
— Что? — Миллер стоял с открытым ртом, не обращая ни малейшего внимания на зловонные миазмы, пропитавшие воздух вокруг. — Какого хера? Что ещё за сладость?
— Я был прав, — выдохнул Клозен. — Мы — мертвецы.
— Это правда?! — Дик едва удержался, чтобы не схватить Катарину за оттопырившуюся в жутком подобии улыбки губу и подтянуть ещё ближе к себе. — Я сдох?!
— Нет, шумный человечек. Ведь ты здесь.
— Говори прямо — мать твою! — Что со мной произошло?! Что это за срань кругом?! — воздел Миллер руки к уходящим вверх стенам колодца, едва не задев мечом Клозена. — Говори!!!
— Ти-и-ше, шумный человечек, — прошипела Катарина, чуть отступив. — Будь учтив. А не то…
— А не то что?!
— Тихо ты! — схватил Олег Миллера за вооружённую руку.
— Я хочу знать!!! — оттолкнул его Дик, и снова обратился к угрожающе выгнувшей шею Катарине: — Что со мной? Что с моим телом? Я схлопотал пулю, да? И где я теперь? Где моё грёбаное тело? В морге? В реанимации? Это кома? Да? Я лежу под капельницами, с трубкой в глотке и брежу?
— Нет, глупый шумный человечек, — медленно промолвила Катарина. — Твоё тело здесь. И только здесь. И здесь останется, до тех пор, пока не смешается с грязью, истлев. Ош — вот всё, что есть теперь у тебя. И всё, что когда-либо будет.
— Дерьмо, — Миллер пошатнулся и опустил меч, будто признав поражение.
— Но как же наш мир? — взял слово Ларс. — Что осталось там после нас? Ведь должно было что-то остаться.
— Только память, — вздохнула Катарина, обратив взор на голландца. — Хотя… — она приблизилась к новому собеседнику и шумно втянула воздух, принюхиваясь. — О, похоже, ты из знатных, человечек со стёклами на глазах. После тебя осталось много денег, много имений. И жена. Молодая. Должно быть, красивая?
— Да, — кивнул Ларс, смущённо улыбнувшись.
— Да, — кивнула в ответ Катарина. — Мне трудно судить о людской красоте. По мне так все вы весьма уродливы. Но ты любишь её.