Светлое настроение Валдаева, сложная гамма чувств в его душе — все было моментально изгажено. Будто черную кляксу посадили на белоснежное полотно. Ну что же, отметил Валдаев, мерзость и грязь города созданы для того, чтобы губить чувства. Нужно относиться к этому философски… Нужно ко всему относиться философски…
С облегчением он увидел поворачивающий автобус.
Поднялся на ступеньку. Перевел дух. Но отпечаток пакостности остался.
Ночные улицы… Родное метро… Родная улица… Родной подъезд… Все, дома. Еще один бег по минному полю, а точнее, по ночной Москве позади. Жив и ладно.
Он перевел дух и закрыл за собой тяжелую металлическую дверь.
Зашел в прихожую. Скинул туфли. Шагнул в большую комнату. Включил свет. И застыл как вкопанный.
Что его насторожило? Вроде бы все в порядке. Все как было. Но…
Запах. Неуловимый. Где-то приятный. И вместе с тем затхлый. Откуда он? Показалось?
Да нет, не показалось… И еще Валдаев ощутил чье-то постороннее присутствие. Кто-то здесь был…
* * *
Понедельник у Валдаева выдался сумасшедший. С утра два часа он дожидался гонорара в «Мегаполис-экспресс». Еще полдня общался с психованным исследователем Бермудского треугольника — как он его исследует, не выезжая из Москвы, было непонятно. Потом отправил два письма в Оренбургскую область: одно — матери, другое — родному брату, председателю колхоза (или как они ныне называются). Затем выстоял очередь в сберкассу, через которую переводил алименты на свое чадо — обожаемого Левоньку. Правда, обожать его давали больше на расстоянии.
Около сберкассы это и произошло…
Было все именно так, как пишут в книгах, — будто в замедленном кино. Валдаев видел надвигающуюся на него безжалостную, сверкающую никелем и полировкой темно-синюю массу и понимал, что не успевает сделать ничего. Он сам попал в этот замедленный кинофильм и двигался тоже медленно. Зато мысли текли быстро. Сколько он их успел передумать за эти секунды?
Мир вдруг стал необычайно четким. Казалось, воздух наполнен электричеством, в нем было плотно упаковано напряжение. Картинка была ясная, яркая и воспринималась отстраненно. В ней был он сам, двигающийся по проезжей части. Была в ней и мчащаяся на всех парах «БМВ». Мелькнул мимолетный образ — иномарка похожа на крылатую ракету, нашедшую свою цель. И эта цель — он. Никому не мешающий в жизни, тихий журналист желтой газеты «Запределье».
Всколыхнулась обида от несправедливости всего происходящего. Почему он? За что? Что он сделал такого, чтобы эта синяя торпеда смяла его в лепешку?
Он ощущал себя жалким и беззащитным. Ему казалось, что он лягушка, разложенная на столе для физиологических опытов, над которой невидимый экспериментатор занес скальпель. Скальпель вот только необычной формы — синяя машина марки «БМВ».