– Легат?
– Его местонахождение нам неизвестно. Сейчас ввиду чрезвычайного положения назначен диктатор.
– И кто он?
Казалось, Марку Полибию неудобно отвечать. Он понизил голос и странно скосил глаза.
– Клавдий Нерон.
Знакомое имя. Кто-то рассказывал о некоем преторе из рода Нерона, трижды награжденном Сенатом. Вроде бы за храбрость и верность Римской империи, и, вроде бы, сам легат замолвил за него слово.
Но судейские дела, связанные с влиятельными патрициями, и преторы в частности интересовали Луция редко. Слишком часто те выносили приговор, опираясь на связи и деньги, а не на совершенное преступление. В любом случае, назначение судьи на роль высшего командования казалось отвратительной идеей. Почему не выбрать из присутствующих центурионов?.. Хотя их, похоже не было. Одни декурионы, и Луций был невысокого мнения обо всех троих.
– Не знаю такого, – ответил он.
Седой консул молча покосился на него через плечо, протиснулся в центр зала. Он заметно хромал, припадая на правую ногу.
– Довольно. – Он говорил негромко, но слова прозвучали неожиданно весомо. – Прошу тишины. Сегодня, на экстренном собрании совета бункера Четыре-Один, я, Клавдий Нерон, избран для ведения боевых действий в курии Четыре со сроком полномочий до полной победы над врагом или же до выхода на связь с другими куриями. В настоящий момент мы далеки и от первого, и от второго. Поэтому, – он сделал глубокую паузу, – прошу всех умолкнуть.
Собравшиеся легионеры мигом подтянулись, заложили руки за спины. Гражданские утихли, уставились во все глаза.
– Да, на протяжении пяти сроков меня избирали для ведения судебных дел курий Четыре и Пять. Но до этого, как могут помнить некоторые из вас, я имел честь занимать должность консула при Земном Совете. Можете так меня и называть.
Клавдий склонился к уху стоящего рядом декуриона. Тот метнул в сторону Луция взгляд и быстро что-то ответил.
Луций скривился от нехорошего предчувствия. Как минимум ему сделают выговор. Как максимум – отправят в первую же мясорубку. Лучше выговор, от них Луций привит уже давно.
– Ввиду сложившейся ситуации, – сказал Клавдий Нерон, – помогать мне будет только один центурион, Луций Цецилий. Остальные нужны на поверхности.
Луций оцепенел. Гул в ушах усилился, к горлу подкатил горький ком. Кто-то хлопнул его по плечу – должно быть, Марк, – многие обернулись, смерили его хмурыми, недоверчивыми взглядами. Вид у него и правда был бледный: куртка в крови, лицо в синяках и щетине, глубокая царапина через лоб. Как будто его протащило под машиной.
Центурион? Его что, только что повысили? Сбылась отцовская мечта. Правда, радости от этого не было никакой. Ходить в помощниках у диктатора и решать бытовые вопросы бункера – невеселая задача.