Как давно он ее не видел… И как больно видеть ее сейчас. Даже дыхание перехватило, будто в живот пнули. Больно. Больно…
А она все молчит. Помедлив, опускается на колени, склоняется ниже. Легкий пух ее волос ложится Энцо на лицо, щекочет нос. Кончики прохладных пальцев сбегают по груди, касаются раны в боку. Теперь они алые от крови. Малая внимательно их изучает.
– Почему не забрал с собой?
«Я не мог», – хочется ответить, но слова звучат лишь в голове.
«Не сумел, подвел тебя».
И «псы» сейчас будут здесь.
Ей нужно бежать, вот что важно. Оставить его здесь. Ему ведь это не впервой. На роду написано, верно? Конец его нити здесь, в блоке техобслуживания Четвертой курии. На полу, среди мигающих серверов.
Но Малая не уходит.
Ее губы приближаются, голубоватые и обветренные. Дыхание сладковатое, шепот тих и вкрадчив. Как шелест песка по стене, когда приближается обвал.
– Мне так холодно, Энцо. Так холодно.
* * *
Энцо открыл глаза. Часто моргая, поискал Малую в полутьме бокса.
Нет. Нет ее.
Это лишь сон.
Рядом храпел здоровяк-марсианин. Раскрыл огромный рот и, казалось, хотел заглотить висящую под потолком лампочку. Ступнями Энцо касался другого «пса» (хотя очень не хотел и всячески поджимал ноги). Правая рука упиралась в стенку, за которой жужжали, гудели, ревели аэроциклы и машины – судя по звуку турбин, старые и самодельные. Из закутка туалета несло дерьмом, с поверхности прилетали редкие взрывы. Земля глухо вздрагивала. Где-то переговаривались люди. И жара, везде жара из-за теплотрасс, которые пролегали вдоль тоннеля.
Энцо вытер лоб тыльной стороной ладони, уставился в потолок. В старой эмали змеились трещины. Простыня облепила тело, противная вторая кожа.
Добро пожаловать в стаю, псина. Ты же этого хотел?
Два Ноля очень гордился «соцпакетом», который выделял бойцам. «Только для моих парней», – так он сказал и велел отдыхать. Отдыхать нужно было в боксе, одном на четырех «псов». Места едва хватало на лежаки, тонкие, расстеленные прямо на бетонном полу. «Спишь, жрешь – всё здесь, – так ему сказали. – Базарить запрещено, и мне без разницы с кем: с мамой, дочкой, телкой. Не говорить ни с кем. Наши дела – это наши дела, усек?»
«Потеряем из виду – назад не возвращайся».
Все это дурно пахло. Оружия не дали – ни пистолета, ни лазерной спицы, отчего Энцо чувствовал себя голым. Только кулаки и зубы. Распылитель Тита забрали, у куртки вспороли подкладку, самого Энцо просветили на рамке. Он будто угодил на секретный объект, а не в тоннели Четвертой. И они все были такие спокойные, типа наверху не бомбили инопланетные машины. Здесь, внизу, все шло своим чередом.