— Вот что, Витя! Я вижу поиграть охота. Но, ты, "коллега", пока слабоват против меня. Ответь, раз такой особенный, отчего допустил разоблачение и не переиграл свой идиотский сценарий. Позабавится хотел, авось прокатит? Я тебе не раз повторял: "На то и щука в реке, чтобы карась не дремал". Хватит изголяться, подумай о матери. Я вчера звонил Нине Георгиевне, не в даваясь в подробности рассказал, что ты задержан и началось служебное расследование. Вот о ком подумай, стратег. Мне в общих чертах всё ясно, обидно, что проглядел в тебе червоточину, прощай старлей. Конвой!
В камере, Соболев расслабился. Закинув руку под голову, вперился в потолок и гонял сценарий попаданца в заданных обстоятельствах. Это было важно на будущих допросах в Москве. Надо, опираясь на свою легенду выстроить план, предложить сотрудничество, организовать секретный филиал лаборатории внутри ведомства. Этакая матрёшка, дублирующая ОЛИБ, но ведущая исследования по своим планам, составленным пусть даже опальным, но живым Соболевым. Почему бы и нет. А если его просто выпотрошат и сгноят в изоляторе или психушке. Для этого надо убедительно задвинуть Дооса с его планами и теориями. Умничать перед генералом не получится, чекисты прагматики, что им разглагольствования и жонглирование научными терминами. Значит надо убедить Арефьева в тупиковом пути Дооса, мотивируя своё молчание, боязнью и непониманием Серебрякова, по необъяснимым причинам покровительствующему Генриху Ивановичу.
Так и так, с понятными аргументами, мол довели до отчаяния вот и решил поменять в корне ситуацию, без человеческих жертв, упаси боже, без необратимых последствий и… И что? Что я скажу в своё оправдание. Генерал впитал главные сталинские принципы: нет человека — нет проблемы или более гуманный — незаменимых нет! А с чего я вообще взял, что Арефьев мне поверит и поддержит. Закулисных игр тамошних я не знаю, да и вообще они с военной поры друзья. Из протоколов работы с попаданцами известно, что МВД в контрах со "старшими братьями". Попробовать сыграть на этом, заложить грязную химеру подозрения под кореша Серебрякова…
Неожиданно мысли вернулись к фразе полковника о маме. Волна стыда и страха накатила вновь. Если расстреляют, как же мама. Её сразу попрут из Смольного, с нищенской пенсией и клеймом сына-изменника. Размышления прервал стук в дверь — прогулка. После часового променада по замкнутому пространству тюремного вольера — возвращение в каменную клетку, процедура исполняемая тысячами арестантов до него и после. В камере он один, подселять стукача не стали, всё-таки не гопник с улицы, офицер КГБ. Места всем хватает, это не переполненные "Кресты", а надёжный загон для диссидентов, шпионов, террористов и прочей особой нечисти. Принесли обед. Баландёр передал через проём кормушки миску с баландой и ложкой без черенка — тюремные реалии к которым надо привыкнуть.