Рекуперация (Яловецкий) - страница 56

— Не серчай, стало так погано, а тут товарищ тянет в сторону. Знаешь анекдот? "Боец! Нужно уничтожить вражеский танк! — Я мигом, товарищ командир! — Нет, "МиГов" не дождёшься. Давай лучше "мухой". Мы этого Соболева "мухой". Но придётся привлечь нашего лучшего друга и наставника — полковника Серебрякова.

— Я не понял к чему ты это сказал, но всё равно согласен.

Оба рассмеялись, возвращались к Большому дому в надежде — два хорошо, а три ещё лучше. Из проходной Петрушевский позвонил Серебрякову.

— Николай Трофимович, тут возникли новые соображения, нам бы встретиться, мы ушли недалеко, звоним с низу.

— Хорошо, сейчас перезвоню дежурному, паспорта с собой? — и ворчливо добавил, — С вами только инструкции нарушать.

Через пять минут сидели в кабинете. Чистяков, впервые попавший в "закрытые" стены Конторы, озирался на казённую обстановку, Петрушевский привычно и раскованно сел на диван. Серебряков поливал одинокий фикус, закончив повернулся к заговорщикам.

— Выкладывайте!

Чистяков повторил недавние сомнения на мосту, и поймав взволнованный взгляд полковника, продолжил излагать свои соображения по плану скорейшей поимки беглого старлея.

— Сказать по правде, такое мне в голову не приходило, но мотивации логичные. Хватило смелости сбежать, может набраться духу искать возможность перебежать за кордон. Это уже из ряда выходящее событие, но сбрасывать со счетов такой поворот не имею права. В голову Соболеву не залезешь, решиться на измену Родины, не считаясь с матерью, друзьями, идеологической подготовкой, просто редкостное гадство. Но и побег устроил не хлюпик зарывшийся по уши в науку, а профессионально подготовленный боец. Давайте так, ребятки, я обмозгую ваше предложение, Николай, свяжитесь со мной вечерком или завтра с утра, чтобы определиться с коррекцией. Лаборатория будет закрыта ещё три дня, времени вагон. Вот пропуск, а ты Дима задержись пока.

Чистяков удивлённо взглянул на полковника, затем недоумевающего Петрушевского, попрощался и вышел. Когда бесшумно закрылась дверь, Серебряков потёр руки и предложил:

— Раз уж ты здесь, Дима, хочу с тобой поговорить вот о чём. После всех событий с ОЛИБ, я твой новый куратор. Подписку о сотрудничестве никто не отменял. В этой жизни, независимо от твоих особенностей существования там и здесь, обязательства надо не забывать и выполнять договорённости, прописанные в этом документе. Если забыл прочти ещё раз.

Серебряков протянул листок бумаги с печатями регистрации и грифом секретности. Петрушевский представить не мог, что полковник решится на подобный шаг. Из будущих познаний, напластованных от чтения литературы о работе спецслужб, негласник помнил, что такие вещи хранятся в картотеке ведомства под спудом запретов и ограничений допуска. А тут, на тебе — освежи память. Понять поступки старого, опытнейшего оперативника, трудно. С одной стороны, полкан верный и преданный слуга могущественной государственной структуры, с другой — способность идти на компромисс, никогда не рубить с плеча, прислушиваться к мнению коллег, уметь признавать и исправлять свои ошибки. Петрушевскому нравился этот дядька, в чем-то подменяющий отца, которого Дима видел пару раз в детстве, прежде чем тот исчез навсегда.