Он кинул ей на колени номерок от пальто и помчался к выходу.
— Девушка! — тихо окликнули Лёсю из стеклянного окошечка. — Возьмите талон, идите так, не надо ничего… На вас лица нет…
Отходя восвояси с вожделенным клочком бумаги в руках, она услышала тихий диалог позади:
— Надо же, и как живет с таким дерьмом?
— И не с такими живут, Оль… А куда денешься…
«Я — денусь, — громко прозвучало в Лёсе, и робко добавило: — Если выкарабкаюсь…».
Рентген показал двустороннюю пневмонию, а доктор, для очистки совести предложив госпитализацию, выписал новый действенный антибиотик — только вот денег на него у Лёси не хватало: лиловую пятихаточку, предназначавшуюся женщине в регистратуре, муж в праведном возмущении вырвал из рук своей негодной жены — и тихо унес с собой…
Домой Лёся двигалась перебежками от фонаря до фонаря. Мела колючая, стеклистая поземка, свирепо налетавший ветер то и дело отвешивал страдалице жгучие пощечины. Она цеплялась за шероховатый бетонный столб, стояла в изнеможении несколько минут, ища взглядом следующий — такой же серый и надежный; иногда казалось, что фонарей этих впереди — дурная бесконечность, и дом недосягаем во веки веков… Но нет, пришла, сбросила одежду, развела в воде первый попавшийся порошок — и не почувствовала его вкуса в сухом, словно наждачкой выстеленном рту… Пришло странное безразличие: потом, все потом… Повалилась… Так и заснула лицом вниз, иногда глухо кашляя в подушку.
Уверенно выступив из Вечности, ощутимо приближалось новое тысячелетие.
Олег вернулся около десяти — веселый и слегка пьяненький: после детского утренника и дневного спектакля провожали с коллегами старый год и немножко увлеклись.
— Как? — совершенно искренне удивился он, глядя на распластанную, равнодушную Лёсю; она кашляла меньше, зато начала отчетливо задыхаться, на груди словно кирпич лежал. — Ты еще не готова? Ты, вообще, что себе думаешь?
— Я не смогу… — еле выговорила она. — У меня воспаление легких… Мне худо совсем…
Муж помрачнел, поджал губы как бы в глубоком раздумье, покачал головой, цокнул языком:
— Нет… Нет… Все-таки ты не русская женщина… Есть в тебе какая-то, извини, инородческая дохлость… — он закатил глаза и артистично схватился за сердце: — Аа-ах, Аб’га-ам, я уми’га-аю! Тьфу. Была бы нормальная баба, как у Некрасова, — сейчас бы пошла, выпила, закусила, побалагурила! Стопка-другая — и все как рукой… А ты тут корчишь из себя первомученицу… Противно, честное слово! Я тебя совсем другой себе рисовал! Я думал…
— Олег, сходи, пожалуйста, в аптеку, мне врач лекарство прописал, антибиотик. И я чувствую, что дальше тянуть нельзя, а завтра, сам знаешь, открытой аптеки не доищешься, — тихо перебила Лёся. — Я бы еще утром сама купила, да ты деньги забрал, а второй раз выйти у меня уж сил не было…