В вечернем воздухе стоял немолчный шум от стука кузнечных молотов, скрипа немазаных телег, беспрерывного хлопанья бичей, пронзительных криков ямщиков и пения пьяных, которые шатались из харчевни в харчевню. Ко всему этому примешивались звуки скрипки и гитары: под их аккомпанемент где-то пели заунывную молдаванскую песню.
Суворов рассеянно глядел по сторонам и думал о своем.
Сейчас на него смотрит вся дунайская армия, все эти Салтыковы и Каменские, которые так благоговеют перед прусской муштрой. Они думают, что вся сила армии в ярко начищенных пуговицах, в завитых волосах и в том, что ошалелый от страха солдат лезет вон из кожи, чтобы не сбиться, по всем прусским правилам взять "на караул" или "на плечо". И никто не может понять простой истины: главное - не эта бездушная парадная муштра, а сам солдат, человек.
Суворов докажет это. Он обучит солдат по-своему, на суздальский образец - без капральской палки, без излишнего "метания артикул" и прочих прусских "чудес". И враг будет разбит. И тогда в суворовскую тактику нехотя придется поверить! А с ней - Суворов был в этом глубоко убежден - русская армия станет непобедимой.
И все-таки как Суворову удивительно не везет! Спесивый, заносчивый Каменский участвовал в штурме Бендер и взятии Хотина, а Суворову в это время приходилось гоняться по всей Польше за несколькими отрядами врагов.
Настоящий шпицрутенный бег. В такой войне не развернешься.
Десять лет Суворов ждал момента, чтобы не где-либо на маневрах, а в настоящем бою с сильным врагом показать, на что способен русский солдат. И теперь такой момент настал!
"Теперь-то уж русская тактика себя покажет!" - думал он, поплотнее запахиваясь в плащ.
...А в это время Салтыков и Каменский, развалясь на диване и попивая кофе по-турецки, перемывали косточки Александра Васильевича.
- Не понимаю такого человека. Дворянин, генерал-майор, а ни своего выезда, ни слуг... Просто срам! - возмущался Салтыков. - Видали, на чем он приехал? На каруце! А вещи? В одном солдатском ранце уместились. Ей-богу! смеялся Салтыков.
- Суворовы, правда, не очень родовиты, но, кажется, у них достаточно поместий?- спросил Каменский.
- Хватает. Его отец, Василий Иванович, - превеликий жмот,- ответил Салтыков.- Собрал душ порядочно.
- Как старик ни скуп, а не поверю, чтобы отказывал сыну в необходимом! Просто Александр Васильевич сам уж такой. Про него я в штабе графа Румянцева разное слышал. Говорят, будто он ест солдатские щи да кашу. Потому, вероятно, отказывался сегодня от шербета и кофею, - усмехнулся Каменский.