Кофе выплеснулся на ее дрожащие пальцы. Она поставила чашку на стол и полезла в карман за носовым платком, отчаянно моргая, чтобы сдержать слезы.
— Я сделал это вовсе не из гордости, Джин, — прозвучали в тишине его слова. — У меня было много причин, но только не эта.
Она наконец нашла носовой платок, вытерла пальцы, потом высморкалась и шмыгнула носом, глотая слезы.
— Ну, продолжай! — сердито выпалила она. — Из-за чего же тогда?
Майк поставил свою чашку на край стола и наклонился вперед. Но Джин решительно откинулась на спинку кресла, чтобы избежать соблазна протянуть руку и дотронуться до него.
— Из-за тебя, — негромко сказал он. — Из-за тебя и твоей чертовой независимости! Я в жизни не встречал никого, кто бы так упрямо стремился к самостоятельности. Ты отказывалась принимать помощь от друзей и, что хуже всего, — от меня, человека, которого, как ты утверждаешь, любила!
Он поднял голову, и Джин увидела в его глазах боль и обиду, такие знакомые ей по собственным ощущениям.
— Ты понимаешь, что я почувствовал, узнав, что возможно никогда не буду ходить? Когда понял, что мне придется зависеть от кого-то всю оставшуюся жизнь? А если бы мы остались вместе, я попал бы в зависимость от тебя — самого независимого существа в мире. Это нелегко, Джин, поверь мне!
— Но это же глупо! — вскричала она. — Неужели до твоей тупой башки не доходило, что я люблю тебя! Тебя, а не твою внешнюю оболочку, которая может или не может ходить! Ту часть тебя, которая говорит, смеется, спорит со мной, помогает мне в учебе и поддерживает в тяжелые моменты. Все это ты мог делать и без ног.
— Я понимал все это, Джин, — глухо произнес он. — В этом-то и была проблема. Я знал, что ты с радостью взвалила бы на свои хрупкие плечи еще одно бремя. Но любил тебя слишком сильно, чтобы допустить это. Я не хотел, чтобы из-за меня ты бросила учебу, отказалась от своей мечты… — Его голос затих. Затем он откинулся на спинку кресла и устало добавил: — Впрочем, ты все равно это сделала.
Он многое оставил недосказанным, но Джин поняла все без слов. Уход за больным стоит дорого. Ей пришлось бы принять помощь от его родителей, и от этого пострадала бы, прежде всего, ее гордость.
— Ты мог предложить мне выбор!
— Нет, не мог, — ответил он. — И ты это знаешь. Ты тогда была против моего участия в этих гонках. И оказалась права. Я не хотел, чтобы твоя любовь превратилась в жалость, чтобы наша страсть умерла из-за того, что я стал тебе обузой. Тебе лучше, чем кому-либо, должно быть понятно это. Примерь всю эту ситуацию на себя, — разве ты позволила бы мне взять на себя заботу о тебе?