Следом за Олегом вышли остальные телохранители. Костенко, стоявший во главе отряда, пальцем указал в сторону забора, не опуская оружия.
— У забора стройтесь!
— Йесть, тащ главный-камандир, — с иронией подчинился лысый амбал, зашагав к указанному месту, и заслужив хмурый взгляд Костенко.
Люк танка открылся, и оттуда, по одному, вылезали члены экипажа, которые затем, построились рядом с телохранителями. Перед ними, на дистанции примерно пяти метров, стояли бойцы, державшие их на прицеле. Танкисты были не стрелянными, от чего вид оружия, направленного в их стороны, вызывал в теле дрожь, которую те пока не умели скрывать.
— Вы нас что, убьете? — дрожащим голосом спросил наводчик. — Мы же люди! Свои!
— Не ссы, — сказал один из бойцов. — Убедимся, что вы не заражены и не укушены, и все будет нормально.
Бойцы взвода ощущали могущество и превосходство, которое им обеспечивало оружие. Они могли в доли секунды оборвать жизнь любого человека, стоявшего перед ними. Подобная власть могла спокойно вскружить голову, потому что влияния, оказываемого оружием на окружающую среду, трудно не бояться. Бойцы знали, что если им вдруг кто-то не подчинится, то они будут вправе прострелить бунтарю голову, что не так уж сильно их удручало.
Олег же думал, что с удовольствием бы запихнул автоматы смельчакам в глотки, и сделать он это мог без особо друга, если бы находился в наименее затруднительном положении. Он терпеть не мог, когда ему угрожали, и тем более, когда на него наставляли оружие. Во-первых, это на инстинктивном уровне побуждало его к агрессии, во-вторых, в нем просыпались воинские рефлексы. Но сейчас был совершенно неудобный момент для сопротивления.
Президент вышел из прицепа последним, находясь под прицелом другой части отряда, и его сопровождали особо тщательно, будто бы специально выводя из себя.
— И? Вам разве не видно, что я человек? Немедленно опустить оружие! Я глава государства!
— Пока что, — возразил осмелевший Костенко, — ты глава своей головы, и у тебя есть перспектива без нее остаться, если станешь лишний раз выделываться.
Президент опешил от подобной наглости, сразу побагровев, и став гневно раздувать ноздри. Но автомат, нацеленный на него, говорил красноречивее всех слов, что лучше не выражать недовольств. Возражать Владимир Анатольевич не стал, в ответ на что Костенко довольно ухмыльнулся. Не каждый день предоставлялась возможность заткнуть за пояс самого президента России. От этой мысли даже голова пошла кругом.
Владимиров же гневно решил: «Ну, падла, я все свои связи использую, чтобы тебя прикончили потом, под забором, как шавку».