— А как твоя фамилия, боец? — решил поинтересоваться президент. — Впрочем, неважно. Твоя судьба уже предрешена.
— Боец Буратино. Заткни пасть, и живо встань к остальным в строй! — взревел Костенко. — Пока ты не президент, а потенциальная угроза!
Президент блеснул глазами в сторону Костенко. Кровь в жилах будто закипела, и у президента защемило в груди от возмущения. Вот бы с командиром базы ему поговорить. Тогда-то уж все точно получат по заслугам. Президент обвел бойцов презрительным взглядом, поняв, что система уставных взаимоотношений не так совершенна, как казалась, и занял свое место в строю.
Солдаты встали перед строем, не опуская автоматы.
Командир встал перед гостями, опустил автомат, сложил на нем руки, и, оглядев подопечных, скомандовал:
— Раздеться! Стянуть с себя все, вплоть до нижнего белья! Чтоб я видел перед собой ряд писек, и ничего больше!
— Ты это серьезно, мужик? Пидор, что ли? Или этот, активный гомосексуалист? — Олег вскинул брови от удивления, расстегивая пуговицу на верхней одежде.
— Пидором ты станешь, если я тебе калаш в жопу засуну, понял? Живо раздевайтесь! Мне на ваши пиструны смотреть вообще не хочется. Я лишь должен убедиться, что вы не покусаны!
Вопросов больше не возникало. Лишь лысый пробурчал: «Ага, ведь за хер тоже цапнуть могли». Вскоре все стояли раздетые догола. Некоторые отводили в сторону смущенные взгляды. Казалось очень неприличным быть раздетым тогда, когда на тебя кто-то смотрит, но сейчас было как-то не до рамок приличия. Костенко прошелся вдоль строя, без капли застенчивости рассматривая мужчин с ног до головы. Когда он проходил мимо, Олег столкнулся с ним взглядом, и Костенко широко улыбнулся, подмигнув.
Трудно было по лицу сказать, испытывал ли Костенко эстетическое удовольствие от того, что видел. Но голые мужчины явно его не отвращали, что наводило на определенные мысли. Ему даже иногда казалось, что вид мужского тела вызывал у него чувство легкого возбуждения, от которого учащался пульс. У телохранителей были красивые, рельефные торсы, которые Костенко не мог оставить без внимания, и ему было трудно скрыть влечение, с которым он их разглядывал. В своем воображении он видел их связанными по рукам и ногам, беспомощными, в красивой комнате, заполненной ароматами расслабляющих благовоний. Мужчины были мокрыми, и свет блестел в капельках воды, стекающих по выпуклым мышцам.
— Пидрило, — буркнул Олег, будто почувствовав его фантазии.
Олегу подобное было чуждо. Он вообще никогда не думал о гомосексуалах, даже при встречах не обращая на них внимания. О женщинах он тоже особо не говорил на людях, не пытаясь доказать всем вокруг, что он мужик. Самооценка его была в полном порядке, а уровень тестостерона был довольно высок, что лишало его необходимости в таком поведении. Однако, стоило ему попасть под прицел представителя людей с необычными сексуальными предпочтениями, то тут же возникло желание сломать ему нахрен шею. Олег бы ни за что не позволил пристроиться к себе какому-то мужику, и при попытке, без угрызений совести убил бы пидораса, не пожалев ни его самого, ни близких, которые его лишаться. Вот вам и толерантность.