А в том, что к пропаже Вовы была причастна эта тварь, Галя не сомневалась. Они оба такие — что мертвая была, что живой стал. Они оба сумели вернуться с полигона, а оттуда нет возврата.
Но больше нет полигона, бункера…
И Вовы больше нет рядом.
Наконец, она решилась. Достала заранее приготовленную бутыль бензина — держала для примуса, но один хрен, скоро готовить нечего будет, так что остатков ей хватит…
Вылила в кастрюлю, разбавила растительным маслом… Пропорций она уже не помнила, налила один к одному; да и неважно это, гореть все равно будет так, что святым тошно станет. И водой заливать бестолку. Коктейль товарища Молотова. Показалось, что масла маловато, вздохнула — но вылила еще полбутылки.
Масло — по вкусу.
Последнее.
Надеюсь, вкус оценят… Ладно, сегодня на жире поджарит… А завтра и жарить ничего не надо. Нечего завтра жарить, все кончилось. Вова пропал — и ей еще урезали норму.
Пришли в дом и забрали лишнее. Смерть Лебедева не изменила его решения.
А она даже не сопротивлялась, не перечила, молча сидела на стуле, пока они лазали по кухонным шкафам. Они ее ненавидели — и накинулись с радостью… Удивляться нечему — она всю жизнь со всеми цапалась…
Галя разлила жидкость по стеклянным бутылкам, оторвала от кухонного полотенца два лоскута и заткнула горлышки. Два подарочка. Один — для этой твари, второй — его шлюхе. Плодитесь и размножайтесь… на том свете. Подумала — и положила обе бутылки в целлофановый пакет, накрепко завязала.
Нехотя влезла в сапоги, надела старую истрепанную куртяшку. Голову повязала шерстяным платком. Ангел мести, перемать. Ничего, и так сойдет. Не на свадьбу.
На похороны.
* * *
В печи стреляли поленья, от нее по дому расползалось приятное, убаюкивающее тепло. На сковороде скворчала картошка с мясом… картошка ладно, есть еще, больше половины огорода, а вот с мясом будет сложнее. Козы — на сколько ее хватит? На неделю? Жрал Вадик за двоих, а то и за троих.
Но голод все равно не отступал даже тогда, когда желудок был готов лопнуть. Только притуплялся. Это был не обычный голод, который можно легко заткнуть той же картошкой с мясом, нет…
Ему нужна была свежая плоть. При мысли об убийстве, начинала болеть челюсть — клыки начинали раздвигать остальные зубы, он отчетливо ощущал, как они растут, заостряются… Но он держался, и только богу известно, чего это ему стоило. Все-таки, он был сильнее сидящей в нем твари.
Та почти всегда крепко спала, до него временами долетали обрывки сонных мыслей — как легкий шелест ветерка в листве; вот только по воздействию на Вадика с этим ветерком не равняться было даже полярным бурям. Вадик холодел, сердце подскакивало к горлу при мысли, что это может проснуться — и тогда, если Инги не было дома (она дорабатывала последние дни на ферме), Вадик шел в хлев, упирал в земляной пол косу и садился над ней на колени. Острие кололо кожу между ребрами, а он с замиранием сердца ждал — успокоится ли тварь?