Козлов налил соседу, потом себе.
- За нашу победу! - обратился он к офицеру и высоко поднял стакан.
Немец кивнул головой, с трудом оторвался от стула, зажав в руке мокрый от выплеснувшейся водки стакан. Чокнулись.
- Нам победа давай бистро,- заплетающимся языком проговорил офицер.- Бистро!
Его повело в сторону, полусогнутая рука предательски качнулась, на скатерть упало несколько серебристых капель. Пожалев о пролитом, он жадно вытянул тонкие губы и громко чмокнул.
Выпили. И еще выпили. Немец уже еле держался па стуле. Но когда Козлов навалился на него, обхватив руками, офицер нашел в себе силы подняться навстречу Козлову и тоже заключить его в объятия. Как некстати была эта его отзывчивость. Козлов нашарил кобуру с пистолетом, но правая рука оказалась крепко прижатой. Губы немца - тонкие, холодные,, влажные - впились в щеку…
Александр Иванович не скоро освободился от окончательно одуревшего соседа. Кобуру расстегнул, а вот выхватить пистолет не успел. Скосил глаза налево - место пустое. Пониковского за столом не было. Что же это с ним случилось? Заметил и поспешил смыться? Да, пожалуй, так. Пониковский конечно же удрал. Ничего худшего нельзя было и придумать.
Чем теперь все кончится? Простит ли ему это Пониковский?
Ночью почти не спал. Встал Александр Иванович раньше всех - голова разламывается на части. Сколько же он вчера выпил? И зачем так много? Для храбрости? Пожалуй, нет. Надо было их споить. Надо было создать ситуацию, смягчавшую его вину. Он и сейчас, протрезвев, выстрелил бы в Пониковского. Но сейчас поздно. Теперь как бы сам доктор не выстрелил в него. С благословения немцев, конечно.
Его непременно вызовут, потому что Пониковский все-таки не слепец. Он видел руку, тянувшуюся к пистолету, руку своего врага. Если бы не видел, не смылся бы.
Чем же объяснить им свой вчерашний поступок? Отрицать глупо, кобуру-то расстегнул. Непременно спросят: зачем? Нужен был пистолет? И опять же - для чего? Стрелять, конечно. Но в кого? Да еще на новогоднем вечере?
Гудит, раскалывается на части голова. А думать надо. Серьезно думать. Недомолвки в разговоре с врагом не спасут.
Толкнув плечом дверь, влетел пан Чук.
- Меншиков! - испуганно заорал он, разбудив остальных.- К зондерфюреру! Чуешь? Пулею!
Лицо пана Чука еще ни разу не было таким растерянным. Даже когда он проигрывал в карты.
- Почему так срочно? - подчеркнуто спокойно спросил Козлов, беря мыло и полотенце.
Но пан Чук опять закричал:
- Оце брось! - и метнул сердитый и в то же время сочувственный взгляд на Козлова.- Брось, тоби кажу. Ще, може, и вмываться не треба буде…