В конце траншеи группа остановилась. Дальше начиналась та самая нейтральная зона, о которой говорил сержант.
- Я вас подожду… Здесь,- шепотом сказал инженер-майор сержанту.- В случае чего, возвращайтесь оба.
- Понятно,- тоже шепотом ответил сержант.
Терехов нашарил в темноте руку Козлова, трижды сильно стиснул ее.
- До встречи! - дохнул он в самое ухо.- Ни пуха ни пера!
Александр Иванович живо обернулся, стараясь разглядеть сухощавое лицо чекиста, которое, верилось ему, в эту минуту было хоть чуточку да грустно. Но он так ничего и не увидел и, досадуя на темень, порывисто наклонился к Терехову, с легкостью, с которой перед экзаменом отвечают на те же самые слова студенты, сказал:
- К черту!
Выбравшись из траншеи, сержант пополз, часто замирая и вслушиваясь в шорохи. Козлов полз по его следу. Он знал, что ни влево, ни вправо отклоняться нельзя. Ни на шаг. По обе стороны лежали мины, слегка присыпанные землей. Любая из них способна взорваться от первого прикосновения. Над головой по-прежнему визжали пули. Теперь уже явственно слышались резкие хлопки выстрелов и даже видны были вспышки по ту сторону проволочного заграждения. Козлов прижимался к земле всем телом, жесткие стебли начавшей сохнуть травы больно царапали подбородок. Он не почувствовал, когда перетер ремешки кобуры. Она осталась где-то в траве вместе с пистолетом ТТ, выданным еще гитлеровцами.
Сразу же за нашим минным полем лежало немецкое. Сержант оглянулся, поманил рукой. Он не сказал ни слова, но его жесты предостерегали об опасности, таившейся за темнеющими вблизи кустами. Идти туда самому нельзя. Когда он, сержант, повернет обратно, Козлов какое-то время должен переждать, а затем окликнуть немцев. Они же здесь, рядом. Услышат.
Он был молчалив, этот неустрашимый и находчивый парень. На прощанье в темноте кивнул головой, кажется, даже улыбнулся: дескать, все в ажуре - и, развернувшись, быстро пополз обратно, к поджидавшим его офицерам.
Козлов остался между минными полями. Один, ночью. Им овладело сейчас чувство, очень похожее на то, которое испытывает начинающий парашютист перед первым прыжком. Надо было решиться… Там, в самолете, иногда выручает толчок инструктора или даже легкое прикосновение его руки. А здесь? Что поможет здесь преодолеть это минутное колебание? Кто хотя бы осторожным касанием подскажет ему: «Ну что ж, пора… Иди - и все будет хорошо!»
Иди… А куда идти? К кому?
Рассыпались по телу ледяные крупинки, и вот уже бросило в жар. Звонко запульсировала у висков кровь… Нет, совсем не так чувствуют себя в самолете перед прыжком. Никакого сходства. Если уж сравнивать, то, скорее всего, надо вспомнить то неповторимое и почти невыразимое состояние, которое наполняет все твое существо перед первой атакой. Ты вдруг вскакиваешь и, не помня себя, ни на одно мгновенье не задумываясь, над тем, чем это кончится, летишь вперед, навстречу врагу, навстречу штыкам и пулям.