Эдип (все еще в дремоте). Да, мамочка, дорогая…
Иокаста (передразнивает). Да, мамочка дорогая… Что за ребенок! Теперь он думает, что я его мама.
Эдип (проснувшись). О! Прости, Иокаста, любимая, я сам не знаю, что говорю. Ты видишь, я и сплю, и не сплю, все перепуталось. Я был за тысячи лиг отсюда, у матери. Она всегда думает, что мне или слишком холодно, или слишком жарко. Ты не рассердилась?
Иокаста. Глупенький! Не думай ни о чем, поспи. Все время извиняется, прощения просит. Воспитанный молодой человек, право слово! Баловала его добрая мамочка, слишком добрая, а он уехал, вот и все. Но мне-то нечего на это жаловаться, я теперь и мамочку его влюбленную люблю, маму, что его качала, охраняла, воспитала, для меня, для нас обоих.
Эдип. Ты такая добрая.
Иокаста. Поговорим об этом. Вот сандалии твои. Подними левую ногу. (Разувает его.) И правую. (Та же игра. Внезапно издает страшный крик.)
Эдип. Ты поранилась?
Иокаста. Нет… нет… (Отшатывается, смотрит на ступни Эдипа, будто безумная.)
Эдип. А, мои шрамы… Не думал, что они такие страшные. Ты испугалась, милая моя?
Иокаста. Эти… дыры… Откуда они? Такое бывает, когда очень серьезно поранишься…
Эдип. Кажется, на охоте. В лесу: меня туда кормилица принесла. И тут из чащи выскочил кабан, и прямо не нее. Она потеряла голову, выронила меня. Я упал, какой-то дровосек убил зверя, а тот уже терзал меня клыками… Правда! Надо же, как побледнела. Малыш, малыш, я должен был тебя предупредить! Я уже привык, забыл, какие эти дыры страшные. Не знал, что ты такая нежная…
Иокаста. Ничего…
Эдип. Мы устали, мы дремлем, и потому мы в непонятном ужасе… Я только что увидел страшный сон…
Иокаста. Нет, Эдип… не так. Мне эти шрамы напомнили то, что я все время пытаюсь забыть.
Эдип. Опять мне не везет.
Иокаста. Как ты мог знать? Это произошло с одной женщиной, моей молочной сестрой, моей кастеляншей. Она была моя ровесница. В восемнадцать лет она понесла. Она почитала своего мужа, несмотря на большую разницу в возрасте, и очень хотела сына. Но оракул предсказал, что ребенка ждет чудовищная судьба, так что, родив сына, она не решилась оставить его в живых.
Эдип. Что?
Иокаста. Погоди… Вообрази, какой должна была быть сильной эта бедняжка, чтобы уничтожить плоть плоти своей, сына чрева своего, свой идеал на этом свете, любимейшего из любимых.
Эдип. И что сделала эта… женщина?
Иокаста. Помертвевшая от ужаса, она пронзила ступни младенца, связала их между собой, отнесла его тайком на гору и оставила волчицам и медведям. (Закрывает лицо руками.)
Эдип. А что муж?
Иокаста.