Голос. Семнадцать лет прошли быстро. Великая фиванская чума, похоже, первой омрачила пресловутую удачу Эдипа, поскольку боги, запуская адскую машину, пожелали, чтобы все неудачи принимали вид удачи. Вслед за ложным счастьем, царь познает подлинное горе, подлинное помазание — руки жестоких богов превратят карточного короля, наконец, в человека.
Площадка, освобожденная от спальни, чьи алые драпировки взлетают к колосникам, кажется окруженной растущими стенами. В конце концов она становится чем-то вроде дна двора-колодца. Нависающая лоджия соединяет двор со спальней Иокасты. Туда можно подняться через открытую дверь в центре. Чумное освещение.
При поднятии занавеса Эдип, отрастивший небольшую бороду и постаревший, стоит около двери. Тиресий и Креонт, соответственно, в правой и левой части двора. На заднем плане, справа, мальчик преклонил колено. Это вестник из Коринфа.
Эдип. Ну и чем же теперь скандально мое поведение, Тиресий?
Тиресий. Вы, как всегда, преувеличиваете мои оценки. Просто я говорю и повторяю, что весть о смерти отца можно было бы выслушать с меньшей радостью.
Эдип. Надо же! (Вестнику.) Не бойся, малыш, рассказывай. Отчего умер Полиб? Меропа очень горюет?
Вестник. Господин Эдип, царь Полиб умер от старости, а… царица, его жена, почти что невменяема: возраст мешает ей понять свое несчастье.
Эдип (приложив ладонь к губам). Иокаста! Иокаста!
Иокастапоявляется в лоджии. Отодвигает занавеску. На ней красный шарф.
Иокаста. Что?
Эдип. Ты такая бледная. Ты плохо себя чувствуешь?
Иокаста. Чума, жара, посещение приютов — все это утомляет, честно говоря. Я отдыхала на кровати.
Эдип. Вестник принес мне великую новость. Она стоила того, чтобы я тебя побеспокоил.
Иокаста (удивленно). Хорошую новость?..
Эдип. Тиресий упрекает меня в том, что я счел ее хорошей. Мой отец умер.
Иокаста. Эдип!
Эдип. Оракул предсказал мне, что я стану его убийцей и мужем своей матери. Бедная Меропа! Она так стара, а мой отец Полиб умер своей смертью.
Иокаста. Насколько я знаю, в смерти отца не может быть ничего хорошего.
Эдип. Я ненавижу комедию слез и условностей. По правде сказать, я слишком юным ушел от отца и от матери, мое сердце давно оторвалось от них.
Вестник. Господин Эдип, осмелюсь…
Эдип. Осмелься, мальчик, это правильно.
Вестник. Ваше безразличие вовсе не безразличие, я все могу вам объяснить.
Эдип. Это что-то новое.
Вестник. Я должен был начать с конца. На смертном одре царь Полиб повелел рассказать вам, что вы ему были всего лишь приемным сыном.
Эдип.