— Да запала, запала. Когда «просто понравился», с таким скорбным лицом не ходят. Что за парень?
— Из класса.
— Ясно, — довольно хмыкнула Нина. — И что? Внимания не обращает?
— Честно говоря, все очень сложно. Он сначала плохо ко мне относился. Потом, наоборот, хорошо, мне даже казалось, что я ему нравлюсь по-настоящему.
— Что-нибудь было у вас?
Алена отвернулась к боковому окну. Помолчав, сказала глухо:
— Мы только гуляли, в кафе ходили и… целовались.
— Не спала с ним? — спросила Нина так запросто, словно о чем-то обыденном.
— Нет! — Алена уставилась на нее ошарашенно. — Конечно, нет!
— То есть целовались, и все? Или просто он тебя в щечку чмокнул?
— Нет, не просто и не в щечку, — Алена почувствовала, как эти самые щечки горячо зарделись.
— Ну а дальше что? — допытывалась любопытная Нина.
— Ничего. Ведет себя теперь так, как будто ничего не было. С другими время проводит…
— Ох уж эти малолетки! — хмыкнула Нина. — Все им кажется, что чем больше у них девок, тем они круче. Ну а ты, подруга, не ходи и не страдай. Он твоими страданиями только упиваться будет и еще больше тебя мучить.
— Зачем?
— Ну чтоб потешить собственное эго. Ну и для авторитета среди таких же, как он, малолеток. Ты покажи ему, что тебе вообще плевать на него. То есть, наоборот, ничего не показывай, как будто его нет. А еще лучше — заведи себе другого. Вот увидишь — сразу спохватится. Мужики ведь, даже когда еще малолетки, все ужасные собственники. Если ты ему хоть чуть-чуть нравилась — увидит тебя с другим и сразу снова воспылает. Так что заведи себе кого-нибудь и не парься.
— Как это — заведи? Это же не хомячок…
— Смешная ты, — улыбнулась Нина, въезжая во двор.
* * *
Лилия Генриховна долго не открывала. Алена даже беспокоиться начала, не случилось ли чего с ней. Все-таки человек старый, больной и одинокий. Но наконец послышалось дребезжание, затем щелкнул замок, и дверь приоткрылась.
«Склеп», — в который раз подумалось Алене.
Квартира у Лилии Генриховны была хоть и просторная, но захламленная и темная. В лучах солнца, пробивавшихся сквозь тяжелые портьеры, клубились взвеси пыли. Да и давно не мытые окна, мутные и тусклые, крали много света. У Алены порой так и чесались руки взять и прибраться, вычистить здесь все до блеска. Она бы и предложила свою помощь — что бы немощному не помочь? Но у старухи такой нрав, что лишнее слово сказать страшно. Вдруг обидится на что-нибудь, выводы не те сделает.
Лилия Генриховна, впустив Алену, сразу, без слов, развернулась и, торопливо работая костлявыми руками, покатила в дальнюю комнату, единственную, что выходила не во двор. Алена помялась в коридоре, но затем пошла туда же. Может, старуха решила там теперь занятия проводить?