Мы с Обри вновь стали посылать ей ежемесячные чеки, но что-то в Кармель, на самом глубинном уровне, сломалось. Думаю, она осознала, что упустила свой последний шанс на всебродвейскую славу звезды театральных подмостков. Здоровье Кармель сильно пошатнулось, и встал вопрос об определении ее в специальное учреждение, где за ней бы присматривали и ухаживали. Иногда Кармель, то ли от деменции, то ли от диабета, впадала во временное беспамятство, и иногда ее находили, взлохмаченную и потерявшую ориентацию, на улицах неподалеку от Еврейского дома престарелых. Однажды ей показалось, что она играет с Томом Хэнксом в фильме, который режиссирует Стивен Спилберг.
Но были и благополучные дни, когда Кармель могла насладиться походом в театр – своей первой и последней любовью – или прогулкой по очаровательному саду Уэйв-Хилл, который располагался поблизости от Еврейского дома. На этом этапе своей жизни Кармель решила засесть за автобиографию; она писала легко и очень хорошо и могла рассказать весьма необычную, даже экзотическую историю жизни. Но деменция прогрессировала, и память начала ей изменять.
Ее «театральная», актерская память, напротив, совершенно не пострадала. Мне нужно было только подсказать Кармель начало любого монолога из Шекспира, и она его продолжала, становясь Дездемоной, Корделией, Джульеттой, Офелией – кем угодно; при этом она полностью перевоплощалась в персонаж, который играла. Сестры, обычно видевшие в ней больную женщину, страдавшую от деменции, бывали поражены подобными трансформациями. Кармель как-то сказала мне, что у нее нет собственной личности – только те героини, которых она играла. Конечно, это было преувеличение, в более ранние дни у нее личность была хоть куда; но теперь, по мере наступления деменции, ее слова можно было понимать буквально – она была полноценной личностью только в те минуты, когда становилась Корделией или Джульеттой.
Когда я пришел к ней в последний раз, она страдала пневмонией. Дыхание – учащенное, прерывистое, сиплое; глаза были открыты, но ничего не видели – она даже не моргнула, когда я провел ладонью около ее лица. Но я надеялся, что она еще слышит и может узнать голос.
– Прощай, Кармель, – сказал я, и через несколько минут она была мертва. Я позвонил ее брату Рафаэлю, рассказал ему обо всем и услышал на том конце провода:
– Да упокой Господь ее душу! Если она у нее была.
В начале 1982 года я получил из Лондона пакет, в котором было письмо от Гарольда Пинтера и рукопись его новой пьесы, «Король Аляски», которая, как писал Пинтер, была вдохновлена моими «Пробуждениями». Пинтер писал, что прочитал книгу, когда она вышла в 1973 году, и нашел ее «замечательной». Он начал размышлять о возможностях драматургической обработки моего материала, но потом, не видя четкого пути для продвижения вперед, оставил эти планы. Позднее, восемь лет спустя, мысль о пьесе на основе моей книги вновь пришла ему в голову. Как-то летом он проснулся утром и услышал первые слова пьесы: «Что-то происходит». А затем пьеса очень быстро, как он выразился, «сама себя написала» – всего за несколько последующих дней.