Мои прежние книги показывали, как пациенты борются за то, чтобы выжить и адаптироваться (часто совершенно бесхитростно) к различным неврологическим «состояниям» или «дефектам», но для Темпл и ей подобным, как я писал в книге «Антрополог на Марсе», эти «состояния» были фундаментом жизни и часто основой их оригинальности и способности к творчеству. Я предпослал книге подзаголовок «Семь парадоксальных историй», поскольку все ее герои нашли или сами создали способы неожиданным образом адаптироваться к своим расстройствам, да еще в качестве компенсации обрели тот или иной дар.
В 1991 году мне позвонил человек (в «Антропологе на Марсе» я назвал его Вергилием), который с детства страдал слепотой в результате повреждения сетчатки и катаракты. Теперь, в возрасте пятидесяти лет, он собирался жениться, и невеста предложила ему удалить катаракту. Что ему было терять? А она надеялась, что жених сможет начать новую жизнь как зрячий.
Но когда после операции с его глаз сняли повязки, с губ Вергилия не сорвался восторженный крик: «Я вижу! Вижу!» Он тупо смотрел перед собой, озадаченный, не фокусируя взгляда на хирурге, который стоял перед ним. И только когда хирург произнес «Ну, как?», тень понимания скользнула по лицу Вергилия. Он знал, что голоса идут от лиц, и вычислил, что хаос света и теней, который он видел перед собой, был лицом хирурга.
Опыт Вергилия был почти идентичен тому, что испытал «СБ» – пациент, которого за тридцать лет до этого описал Ричард Грегори, и я много часов провел с ним, обсуждая Вергилия.
Мы с Ричардом встретились в 1972 году в офисе Колина Хэйкрафта, когда последний готовил к публикации не только мои «Пробуждения», но и книгу Грегори «Иллюзия в природе и искусстве». Ричард оказался крупным мужчиной, на голову выше меня, импульсивным и буквально пышущим энергией – и телесной, и интеллектуальной. В нем сочетались некая чистота и любовь к шуткам, что делало его похожим на огромного двенадцатилетнего подростка, неугомонного и веселого. Меня покорили его ранние книги «Глаз и мозг» и «Умный глаз», где нашла воплощение работа его мощного, страстного интеллекта, в которой любовь к игре удивительным образом сочеталась с глубиной и основательностью. Вы опознаете написанное Ричардом предложение так же легко, как такт, написанный Брамсом. Нас сближал интерес к визуальным системам мозга, а также к тому, какое воздействие на механизмы визуального опознания оказывает болезнь или оптическая иллюзия[78].
Грегори был уверен в том, что воспринимаемые образы не являются простым воспроизведением чувственных данных, получаемых глазом или ухом, но должны быть «сконструированы» мозгом при взаимном участии его многих подсистем, постоянно получающих информацию от памяти и корректирующих свою работу в соответствии с параметрами вероятного и ожидаемого.