Разгонову Кауфман писал в общем то же самое, что и эмиру. Просил советовать эмиру примириться с англичанами, прибавляя, что помочь эмиру войсками не может, за неполучением на то повеления от государя, а кроме того, приказывал предложить Шер-Али-хану освободить из тюрьмы своего сына Якуб-хана, чтобы привлечь на свою сторону его многочисленных приверженцев.
Разгонов составил выписку из этого письма и с переводом на персидский язык передал ее визирю для доклада эмиру. Нота эта мало походила на категорический слог Кауфмана, который Разгонов счел нужным изменить, как он сам говорит, ради смягчения впечатления. Вот эта выписка.
«По положительным сведениям, Англия намерена сделать примирительную попытку; следует, во избежание несвоевременного столкновения с англичанами, пойти на примирение.
Если бы англичане пожелали, чтобы было принято их временное посольство, то, быть может, можно и не отказать им в этом, если посольство будет иметь конвой в 20–25 человек. И главное, чтобы эмир-сагиб не связал себя какими-нибудь такими обязательствами, которые бы ослабили его независимость, его самостоятельность.
Если англичане решатся на то, чтобы сделать новый шаг к примирению, то, значит, они войны не хотят. Но если они не сделают этот шаг, снизойдя к нему и сделав возможные любезности, нет основания идти на дальнейшие уступки.
Следовательно, надо сделать так, чтобы эмир-сагиб избежал несвоевременного столкновения с англичанами, но так, однако, чтобы не связать себя какими-нибудь договорами, например, приемом постоянного резидента или поставлением английского гарнизона в каком-либо афганском городе или что-либо подобное.
Пусть помнит эмир-сагиб, что он есть и должен быть независимым государем Афганистана.
Пусть помнит, что если англичанам дать палец, они руку откусят».
К этому времени ответ на английский ультиматум был уже написан и содержал в себе отказ в резкой форме. Теперь приходилось переделывать его и смягчать выражения. Это задержало ответ.
На другой день, еще до восхода солнца, визирь разбудил Разгонова и затем целый день ему не давали покоя всевозможные сановники эмира, требовавшие разъяснения загадок в письме Кауфмана. Оказалось, что его персидский перевод был им совершенно непонятен. Афганцы указали Разгонову, что его «нота» с пресловутым «быть может, можно» не похожа на слова кауфманского письма и «что этого условного выражения не чувствуется в письме к эмиру». Тем самым они фактически обвиняли Разгонова в недобросовестности. Разгонов писал Кауфману, что они потребовали, и весьма настоятельно, дать им его письменное заявление, что слова его высокопревосходительства ими верно поняты и что английское посольство будет принято ими во исполнение категорически выраженного желания его высокопревосходительства. Он отказал в этом.