Хан решил обдумать предложение, и собеседники пока перешли к обсуждению других вопросов. Скоро Эбботту стало ясно, что хан имеет весьма смутное представление не только о размерах Британии и России, но и своего маленького царства.
— Сколько пушек у России? — спросил он у Эбботта.
Англичанин ответил, что точного количества не знает, но, несомненно, очень много.
— У меня их двадцать, — гордо заявил хан. — А сколько у королевы Англии?
Эбботт ответил, что их невозможно сосчитать.
— Моря бороздит множество английских кораблей, и на каждом от двадцати до ста двадцати пушек самого крупного калибра, — продолжил он. — Все крепости полны пушек, и еще тысячи лежат в арсеналах. У нас больше пушек, чем у любой другой страны в мире.
— А насколько быстро стреляет ваша артиллерия? — спросил хан.
— Наша полевая артиллерия способна делать семь выстрелов в минуту.
— А русские стреляют из своих пушек двенадцать раз в минуту.
— Ваше Величество неверно информированы, — возразил Эбботт. — Я сам служу в артиллерии и точно знаю, что такая скорострельность невозможна.
— Но в этом меня уверял персидский посол, — продолжал настаивать хан.
— Значит, неправильно информировали и его. На свете нет более опытных артиллеристов, чем англичане, но даже мы при возможности стараемся никогда не делать больше четырех выстрелов в минуту. Мы не тратим снаряды понапрасну, а именно так происходит, если орудие не нацеливать перед каждым выстрелом. Мы предпочитаем считать не количество сделанных выстрелов, а число снарядов, попавших в цель.
Однако хан, никогда не видевший современной артиллерии в действии, никак не мог себе представить всего ее ужасающе разрушительного действия против глинобитных укреплений и кавалерии. А некоторые из министров хана даже не сомневались в том, что вполне смогут отразить атаки Перовского, когда тот приблизится к столице. На это Эбботт заметил, что русские располагают неограниченными ресурсами и, потерпев неудачу в первой попытке освободить рабов, вскоре вернутся с еще большими силами, и хивинцы, при всей их храбрости, просто не смогут противостоять им.
— В таком случае, — ответил главный министр, — мы погибнем в бою с неверными и попадем прямо в рай.
На какой-то миг Эбботт даже растерялся, но потом спросил: «А женщины? Какой рай обретут ваши жены и дочери в руках русских солдат?» Столь неприятная перспектива лишила дара речи министров. Эбботт почувствовал, что ему удалось несколько продвинуться, и снова стал настаивать на том, что сейчас единственное спасение — освободить русских рабов и позволить ему стать посредником в переговорах с русскими. Однако хивинцы оказались упрямыми и любопытными; они снова стали засыпать Эбботта бесконечными вопросами. Впрочем, в такое же положение попадали и все прочие чужеземцы, путешествовавшие по мусульманским странам. А слова о том, что страной может править женщина, пожалуй, еще никого никогда так не удивляли и не забавляли.