В ночь на 24 августа командиров ознакомили с приказом Конева. Командарм отмечал недостаточно решительные действия некоторых дивизий и требовал с рассветом принять самые энергичные меры для разгрома врага.
Благодаря исключительной настойчивости и твердости И. С. Конева армия делала героические усилия, чтобы выполнить поставленную фронтом задачу, и предпринимала энергичные попытки к наступлению.
Мы пытались прорваться в тыл врага в полосе то одной, то другой стрелковой дивизии. Но сделать это никак не удавалось: напарывались на плотный огонь противника и, неся потери, вынуждены были отходить.
В ночь на 26 августа утомленная боями дивизия сосредоточилась в лесах в районе Касталиново. Командование было недовольно нашими действиями и грозило Дрейеру снятием с должности, хотя в неудачах и не было вины конников. Дивизия не располагала достаточным количеством артиллерии, не имела ни одного танка. А без них прорваться с боем, конечно, немыслимо. Оставалось надеяться только на внезапность нападения: ночью ударить где-нибудь на лесисто-болотистом участке, где противник не ждет нас и не имеет подготовленных позиций. Я говорю о позициях противника потому, что активные действия 19, 30 и 16-й армий Западного фронта заставили фашистов временно приостановить наступление на Москву и местами даже перейти к обороне.
Наконец мы получили задачу, о которой мечтали. Нам разрешили самим избрать участок для внезапного прорыва. Стали искать слабые места у противника. Интенсивно заработала разведка.
В шалаше из ветвей, расстелив бурку, лежим с начальником штаба над картой. Уточняем порядок действий во вражеском тылу. Думаем над тем, как быть с ранеными, как перевозить их. Чтобы облегчить себе движение, повозок решили не брать. Соорудим носилки и прикрепим их концами к седлам верховых лошадей.
— Товарищ командир, почта прибыла. Вам письмо! — спешит порадовать меня адъютант Сакович.
Удивленно смотрю на незнакомый почерк на конверте. Вскрываю. И в глазах потемнело, тяжелый ком подступил к горлу.
«Ваш брат пал в бою смертью героя...»
Выйдя из шалаша, падаю лицом на траву. Пролежал долго. Все вспомнилось: наша дружба, жизнь со всеми невзгодами. У него остались жена и сын... А что будет с матерью, когда узнает? Укоряю себя: почему не настоял, чтобы он приехал ко мне, — воевали бы вместе. Попытку такую я сделал еще в июле, послал письмо воронежскому военкому. Но, когда военком вызвал брата и сказал о моей просьбе, он ответил: «Нет, назначайте в другую часть. Родину везде можно защищать. Брат будет меня оберегать, а я хочу воевать, как все». Он и не подозревал, что мы — конница — воюем в таких условиях, когда особой заботы о близком человеке не проявишь, комфорт у нас для всех одинаков: одну полу бурки под себя, другую на себя, а под голову седло...