Едем в собор на умовение ног поучаться смирению. От души помолюсь об усопшем и о себе: что-то давно не было так грустно,
10 апреля, понедельник, вечер.
Спешу мысленно обнять тебя, любезнейший брат, и поздравить с наступившим праздником. Как бы желал сказать тебе лично обычное, животворящее «Христос воскресе!» и в возврат услышать отрадное «воистину!». Когда-то это сбудется?
Спасибо, сердечное спасибо за все про все. Ты начинаешь уж слишком баловать меня. Для скромного прожитка нам достаточно было бы одного жалованья матушки с присовокуплением домашней ее провизии, а ты непременно хочешь озолотить нашу жизнь! Боюсь, что щедрость твоя приучит меня к мотовству. Впрочем, нет, без пособия твоего я не видал и не слыхал бы много такого, что послужило мне в истинную пользу. Наглядная наука спорее.
Ты и понятия иметь не можешь о той ночи, какую мы провели с страстной субботы на светлое воскресенье в нашем Кремле. «Во-истинну сия предпразднественная й Спасительная ногДь и светозарная светоносного дня восстания провозвестница». Мне кажется, что эта боговдохновенная песнь св. И. Дамаскина ни в каком другом месте, кроме Иерусалима, не может так сильно и благодатно действовать на все чувства христианина, как в этой священной ограде нашего православия. Мы приехали в одиннадцатом часу, когда только начали освещать соборы, между тем как все безграничное Замоскворечье с его храмами и высокими колокольнями горело уже бесчисленными огнями в ожидании благословения с высот священного Кремля к начатию благовеста и затем божественной службы. Вскоре раздался первый призывный к молитвословию удар огромного ивановского колокола, и в одну минуту, как будто по какому-то электрическому сотрясению^ загудела вся Москва. Я в жизнь свою не забуду этой минуты! Но когда, после получасового благовеста, внезапно начался общий оглушающий звон всех колоколов кремлевских и целого города и в то же время из всех соборов потянулись древние хоругви, златокованные иконы и кресты, духовенство в праздничном ^облачении с дымящимися кадилами, а за ним тьма тьмущая народу с зажженными свечами, при громогласном и торжественном пении этой божественной песни: «Воскресение твое, христе спасе, ангели поют на небесех», то, признаюсь, я пришел в какое-то небывалое со мной положение, какой-то духовный восторг и со слезами повторял в глубине души моей: «и нас на земли сподоби чистым сердцем тебя славити» всегда и повсюду, как здесь в настоящую минуту!
Ну, что бы кн. Горчакову или Карину >1 побывать у пасхальной заутрени в Успенском соборе? Нет сомнения, чтоб они вышли от нее другими людьми и, отложив ветхого человека, в нового об лек лися.