Восемь минут (Фаркаш) - страница 24
Старик лежал на левом боку. Левая рука согнута в локте, голова и щека покоились на раскрытой ладони, словно он держал на ней голову. Ноги согнуты в коленях и подтянуты так, что живот и колени образовывали полукруг. Этот полукруг был как бы внутренней поверхностью некой чаши, а чашу доверху наполняло тепло. Старик лежал неподвижно, а потому и тепло было неподвижным и приятным. Там, где он ощущал тепло, тела не было, было только тепло. Он не понимал, куда могли деться его пижамные штаны. Даже в жару он спал в пижаме, а куртку всегда заправлял в штаны — иначе у него зябла поясница. Сейчас поясница не зябла, хотя ничем не была закрыта. Лежа в постели, штаны он не мог снять: исключено. Он давно уже не способен был в такой позе приподнять нижнюю часть тела, чтобы стянуть штаны. Даже сидя в постели, он вряд ли сумел бы это сделать; разве что, если бы сполз на самый край и поставил ноги на пол. Но сейчас ничего такого не было; во всяком случае, он не помнил. Да и с какой стати он стал бы снимать пижамные штаны? Однако тут не было никаких сомнений: снизу до пояса он был голый. Если бы было иначе, то впадина между грудью и коленями не наполнилась бы теплом. Не мог он понять и того, почему Старуха снизу обнажена. Ведь когда они ложились, он сам надел на нее пижаму. Старуха с готовностью скользнула в штаны, как всегда, когда он ей помогал. Если ей приходилось одеваться самой, она долго мучилась: то ступня где-нибудь застревала, то обе ноги она пыталась просунуть в одну штанину; словом, горе, а не одевание. Старику это быстро надоедало, и, хотя он частенько думал, что Старуха просто валяет дурака, он все-таки помогал ей. Минувшим вечером он как раз сам одел ее: он чувствовал себя усталым и хотел поскорее лечь спать. Сейчас Старуха дышала глубоко, ровно. Она явно спала. Но если бы и не спала, то снять с себя пижаму в лежачем положении ей ни за что бы не удалось. Старик открыл глаза. Правым глазом он — поверх плеча Старухи, которая тоже лежала на левом боку, — видел противоположную стену. Позу, в которой она спала, он обычно мог сразу определить: Старуха всегда плотно подтыкала под себя одеяло. Сейчас, однако, оно не уходило ей под бок, а на уровне тела переходило к Старику, из чего он сделал вывод, что они лежат вдвоем под одним одеялом. Взгляд его остановился на серовато-синей шторе, которая закрывала окно. Была, должно быть, глубокая ночь: на плотной ткани ни разу не забрезжил свет, отбрасываемый фарами проезжавших машин. Старик, не поднимая глаз выше, к потолку, обвел взглядом на том же уровне комнату, касаясь знакомых, легко узнаваемых предметов, скользя по их поверхности, в то время как теплота постепенно поднялась до грудной клетки, одновременно спускаясь вниз, к ступням ног. Очевидно, он подвинул правую руку, однако пальцев своих не ощутил. Отсюда он сделал вывод, что рука его находится как раз там, где тепло, полностью утонув, растворившись в нем. Взгляд его из глубины комнаты пополз обратно, оставаясь все на том же уровне; когда он снова приблизился к шторе, Старик уже глубоко и безмятежно спал, погрузившись в тепло всем телом.