На следующее утро леди Моддифорд свела их вместе и удалилась, едва позволили приличия.
Элизабет посмотрела на своего кузена с боязливым трепетом.
— Какие великие, ужасные деяния совершали вы в — океане, капитан Морган! При одной мысли о них кровь стынет в жилах! — произнесла она, запинаясь.
— Они были не столь уж великими и не слишком ужасными. Ничто не бывает таким хорошим или таким дурным, каким выглядит в описаниях.
А про себя он подумал: «Я неправильно судил о ней. Совсем неправильно. Она ничуть не спесива. Наверное, ее отец… этот дьявол, внушил мне неверное мнение о ней. Нет, она очень мила».
— Ах, я уверена, что ваши деяния были великими, хотя из скромности вы не хотите это признать, — тем временем продолжала она застенчиво. — Знаете, как я трепетала, слушая рассказы о вас, как надеялась, что вас не постигло никакое горе, что вы не терпите никакой нужды!
— Неужели? Но почему? Мне казалось, вы меня даже не заметили.
Ее глаза наполнились слезами.
— У меня ведь было свое горе.
— Я знаю. Мне рассказали про ваше горе, и я вас очень жалел, кузиночка Элизабет. И надеюсь, вы позволите мне помочь вам в вашем горе. Элизабет, вы не сядете поближе ко мне?
Она стыдливо посмотрела на него.
— Если хотите, я вам сыграю, — сказала она.
— О… да-да, пожалуйста.
— Это «Состязание эльфов». Слушайте! Различаете, как их ножки бегут по траве? Все говорят, что это прелестная вещица. — Ее пальцы аккуратно пощипывали струны.
Генри порхающие по арфе руки показались очень красивыми. Он забыл про музыку, следя за ее руками. Точно две белые бабочки, такие изящные и трепетные! Даже страшно прикоснуться к ним, столь хрупкими они кажутся, и все же хочется их нежно гладить. Вещица завершилась громкими басовыми аккордами. Ну, вот и все. Когда перестала дрожать последняя струна, он сказал:
— Вы играете очень… очень аккуратно, Элизабет.
— О, я играю ноту за нотой, как они расположены, ответила она. — Я никогда не забываю, что композитор разбирался в своем деле лучше меня.
— Справедливо. И слушать вас — большое удовольствие. Утешительно знать, что все будет точно на своем месте, даже ноты. Вы избавились от несносной вольности, которую я замечал в игре некоторых девиц и молодых дам. Манера эта, конечно, мила, непосредственна, душевна, но разрешает небрежность, как уступку страсти. Да, с возрастом мне все больше нравится видеть именно то, чего я ожидал. Зыбкость только мешает. Случай утратил надо мной прежнюю власть. Я был глупцом, Элизабет. Я отправлялся в плавание за плаванием, ища нечто… да, пожалуй, нечто несуществующее. А теперь я утратил былые несбыточные желания, и если и не стал счастливее, то обрел тихое спокойствие.