И снова блуждающие мысли Элис вернулись к нему, источнику всех ее страданий.
Нет. Это было нечестно. Она не может винить его. Она сама виновата в том, что так увлеклась им. О да, она знала, что он очарован ею: он был искренен до глубины души и ничего от нее не скрывал. Его страсть и интерес к ней читались в каждом взгляде, в каждом обращенном к ней слове. Случайное соприкосновение рук было подобно удару молнии. Чувства, физические ощущения, которые, как считала Элис, давным-давно исчезли из ее жизни, внезапно пробудились и настигли, точно раскат грома.
Прошлой ночью, когда капитан показывал ей, как вывязывать беседочный узел, Элис притворилась, что не в состоянии освоить эту простую науку. И бедняга Лефтрин, со всей его честностью, попался на эту старинную уловку школьниц. Он стоял позади нее, заключив ее в кольцо своих рук, и направлял каждое движение ее пальцев. Элис чувствовала, как от его близости ее охватывает жар и как в полном смысле слова подгибаются колени. Голова кружилась, хотелось упасть на палубу и увлечь его за собой. Элис замерла, молясь всем богам, о каких когда-либо слышала, чтобы он узнал о ее горячем желании и исполнил его. Это были те самые чувства, которые должны были переполнять ее рядом с тем, за кого она вышла замуж, – но с ним она никогда не испытывала ничего подобного!
– Теперь понимаешь? – хрипловато спросил капитан.
Его пальцы, лежащие поверх ее рук, туго затянули узел.
– Понимаю, – ответила Элис. – Теперь я все понимаю…
Она говорила совсем не про узлы. Она так хотела сделать крошечный шаг назад и прижаться к нему всем телом. А потом повернуться в кольце его рук и взглянуть в его лицо, отмеченное печатью Дождевых чащоб. Страх сковал ее, она не могла пошевелиться, не могла произнести ни слова. Несколько мгновений – кратких и долгих, словно вечность, – он стоял так, держа ее в кольце тепла и безопасности. Вокруг них звучала чуть слышная музыка, складывающаяся из журчания воды, свиста птиц, жужжания насекомых. Элис чувствовала запах Лефтрина – Седрик назвал бы это «потной вонью», но для нее в той терпкости заключался невыразимо притягательный запах мужественности. В объятиях капитана Элис чувствовала себя частью его мира. Палуба под ногами, борт корабля, ночное небо наверху и мужчина рядом – все это соединяло Элис с чем-то огромным и чудесным, неукротимым и в то же время родным.
Потом Лефтрин опустил руки и отступил на шаг. Ночь была теплой и душной, в воздухе звенели и жужжали насекомые, с берега доносился крик ночной мухоловки. Но все это теперь казалось Элис очень далеким и чужим. Прошлой ночью, как и сейчас, она ощутила себя робкой горожанкой Удачного, ученой серой мышкой, каковой, несомненно, и была. Она продала себя Гесту, получив благодаря своей способности родить дитя безопасность и высокое положение в обществе. Она заключила сделку и поставила свою подпись. Торговец должен держать свое слово. Она дала слово. И чего же оно стоило?