Даже если она возьмет это слово назад, даже если вероломно нарушит его, то все равно останется робкой ученой серой мышью из Удачного, а не той, какой хотела бы быть. Она едва могла думать о том, кем хотела бы стать, и не потому, что это было недостижимо, а потому, что казалось глупой детской мечтой. Спрятав лицо в ладони, Элис закрывала глаза и думала об Альтии, жене капитана «Совершенного». Она видела, как эта женщина бежит босиком по палубе, одетая, точно мужчина, в широкие штаны. Элис вспоминала, как Альтия стояла возле носового изваяния корабля, как ветер развевал ее волосы, как она с улыбкой говорила что-то молодому матросу. А затем на бак по короткому трапу поднялся капитан Трелл. Он и его жена, даже не глядя друг на друга, двигались так, словно между ними были протянуты незримые нити или словно они двое были половинками Са, вновь ставшего единым целым. И Элис казалось, что ее сердце разорвется от зависти.
Она гадала, каково это – быть с мужчиной, который обнимает тебя при каждой встрече, даже если вы всего несколько часов назад делили с ним ложе. Элис попыталась вообразить себя такой же свободной, как Альтия, попыталась представить, как бежит босиком по палубе «Смоляного». Сможет ли она когда-нибудь опереться на борт так, чтобы каждому стало ясно: она хозяйка на этом корабле и полностью ему доверяется?
Мысли Элис вернулись к Лефтрину, она и попыталась оценить его со всей беспристрастностью. Он неотесан и невоспитан. Любит шутить за столом, а однажды слова кого-то из матросов так рассмешили его, что капитан фыркнул в чай – только брызги во все стороны полетели. Он не каждый день бреется и не так уж часто моется. На локтях его рубашки и на коленях штанов ткань протерлась. Короткие ногти на его толстых пальцах обломаны и окружены заусенцами. Гест высок, строен и изящен; Лефтрин выше Элис разве что на дюйм, широкоплеч и коренаст. Ее подруги из Удачного отвернулись бы, если бы такой человек заговорил с ними на улице.
Затем Элис вспомнились серые глаза – серые, как река, которую капитан так любил, – и сердце ее растаяло. Она подумала о жесткой щетине на его небритых щеках, о том, насколько его искренняя улыбка привлекательнее любезного оскала Геста и как эта улыбка подходит к обветренным губам Лефтрина. Элис хотелось целовать эти губы и чувствовать, как ее обнимают сильные мозолистые руки. Она тосковала по ночевкам на капитанской койке, тосковала о запахе его тела и его табака, впитавшемся во всю обстановку каюты. Она желала его, как никого и ничего не желала прежде. И при мысли о нем ей становилось тепло, даже если на глазах выступали слезы.