— Ну, как? — хором спросили немухинцы.
Молодое, серьёзное лицо Гроссмейстера стало ещё серьёзнее, но глаза радостно засмеялись.
— Примите мои самые сердечные поздравления, дорогие друзья, — сказал он, — корочка хрустит, и можно с уверенностью сказать, что на свете едва ли найдётся более вкусный, более нежный и, я бы даже сказал, более представительный хлеб.
Вот теперь, с хрустящей корочкой во рту, можно, пожалуй, закончить эту историю. Но тогда пришлось бы обидеть Сына Стекольщика и Таню, потому что у них был ещё один разговор, который заслуживает упоминания.
На следующий день после торжественного банкета который был устроен в честь Николая Андреевича и других строителей Пекарни, Таня вновь пошла и оранжерею. Просто она надеялась… Впрочем, не всё ли равно, на что она надеялась? Может быть, ей хотелось проститься с кем-нибудь или сыграть кому-нибудь сонату, которую она на днях разучила?
Музыку трудно выразить в словах, на то она и музыка, а не поэзия или проза. Но если бы музыкальные фразы этой сонаты стали фразами человеческой речи, они говорили бы о том, чего ей хочется… Нет, не увидеть Сына Стекольщика, ведь это было невозможно! Просто поблагодарить за всё, что он сделал для неё и папы, а в особенности для мамы.
Она играла с каждой минутой всё лучше и лучше, потому что вдруг почувствовала, что её слушают не только цветы.
— Здравствуй, Таня, — услышала она знакомый добрый голос. — Ты сделала заметные успехи. Соната трудная, а ты сыграла её превосходно. Я понял каждое слово и могу ответить, что всё равно постарался бы ещё раз встретиться с тобой. Ведь было более чем невежливо уйти не простившись!
— А нельзя как-нибудь устроить, чтобы вы не ушли? — спросила Таня. — Мне кажется, что, когда вы в Немухине, не только люди, но даже предметы становятся… как бы это сказать… Ну, прозрачнее, что ли. Или, во всяком случае, приветливее и добрее. Сегодня, когда я вошла в столовую, мне показалось, например, что стенные часы сказали мне: «Доброе утро».
Если бы Сын Стекольщика не был прозрачным, она увидела бы, что он грустно покачал головой.
— Я бы охотно остался, милая Таня, — сказал он. — Немухин — тихий, симпатичный город, в котором многие желают друг другу добра. Но, ты понимаешь, я странник, а странники не могут жить без странствий, так же как моряки без моря. Ты не жалеешь, что сегодня дождливый день?
— Конечно, жалею. Но ещё больше я жалею, что это не слепой дождь. Ведь вы сказали, что при свете солнца в дождливый день я могла бы вас увидеть.
Едва ли солнце появилось только потому, что на это надеялась Таня. Но оно действительно появилось, и каждая капля, падавшая на город, засверкала, как алмаз, хотела она этого или не хотела.