Ещё долго продолжались бы эти расспросы, если бы сёстры не сказали одновременно:
— Не знаем!
Но когда дядя Костя, выпив ещё одну чашечку душистого кофе, простился, они посоветовали ему заглянуть к Старому Трубочному Мастеру.
— Во-первых, Нил Сократович часто заходил к нему, они были друзьями. А во-вторых, в нашем Немухине нет человека догадливее, чем Трубочный Мастер.
Тот, кто вообразил бы, что у Трубочного Мастера нет ни имени, ни отчества, ни фамилии, попал бы, как говорится, впросак. У него было два имени и, хотя отчество — одно, фамилия тоже двойная. Но для немухинцев все его имена и фамилии давно потонули в трёх словах: «Старый Трубочный Мастер».
…Самыми ценными считаются обкуренные трубки, поэтому в его маленьком домике всегда стоял дым — тот самый, о котором почему-то говорят «дым коромыслом». В этом дыму с трудом можно было различить хозяина, который сидел у станка, вытачивая очередную трубку.
Он очень боялся, что врачи запретят ему курить. На дощечке у ворот вместо: «Внимание! Злая собака!» — было написано: «Внимание! Врачам и даже членам Академии Медицинских Наук вход воспрещён!» Всех он спрашивал: «Простите, а вы случайно не врач?» И когда дядя Костя постучался и вошёл, держа под локтем свёрнутую карту Индийского океана, он тоже начал было: «Простите, а вы случайно…»
Не стану передавать разговор между ними. Скажу только, что Трубочный Мастер попросил развернуть карту и показать загадочный рисунок. Он долго и с наслаждением смеялся, рассматривая изображение высокого старика в плаще, из-под которого торчали длинные костлявые ноги, а потом грустно задумался и шумно вздохнул.
— Это был… — начал он. — Впрочем, почему был? Я уверен, что мы его ещё увидим… Это был удивительный человек! Вечно таскал с собой рваный портфель, набитый рукописями, и читал их вслух, просили ли его об этом или не очень просили. Самолюбивый, обидчивый, добрый и всегда готовый всё на свете перевернуть вверх ногами. Между прочим, он считал, что каждый человек в глубине души немного волшебник, но только очень немногие догадываются об этом. Помнится, он с математической точностью доказал мне, что директор Музея, который его уволил, — злой волшебник или даже, может быть, мелкий бес.
— Лука Лукич?
— Вы уже знаете! Причём из Немухина Нил Сократович не уехал, а ушёл. Он не признавал ни поездов, ни самолётов, ни автобусов, ни даже велосипедов. Мечтал об осле. И кстати, не был бы собой, если бы не оставил загадки. Впрочем, её легко разгадать. Подумайте сами, какое сходство между музыкальной табакеркой и моделью фрегата? Или между самоваром и старым телефоном?