— А вы что же?
— А мы успеем, — привычно лукавили Заманихины, — надо и для себя пожить.
— Правильно, молодцы, — тут же звучало в ответ, — в такое время не до детей, — и дальше обычно шли проблемы на ту же тему: — Сухую молочную смесь не достать, а в поликлинике выдают только по две пачки в месяц. Тут за фруктовым пюре в магазине стояли, а оно просроченное оказалось…
И все в том же духе.
А Заманихиным такие разговоры — нож в сердце. Я то знаю, будет у них ребенок, но вижу — из последних сил друг с другом общаются. Надя весь день в своем детском саду с убогими детьми проведет, приходит домой — пустота. Реветь — это самое легкое. Но ведь сама психолог — знает, казалось бы, все состояния человеческой души. Ан нет. Завела себе обезьянку, мягкую игрушку размером с ладонь, нашила ей маленькой одежды, и нянчила ее, и ласкала, и спать укладывала. И это ей-то, так любящей детей, досталась такая доля.
Сколько себя помнит, с детства, мечтала быть матерью. Конечно, все девочки мечтают, но она думала об этом больше других. И сначала это смешило ее родителей: шестилетняя дочка, играя в куклы, вдруг заявляет: «Хочу быть мамой», — чего, казалось, особенного. Но когда то же заявление все за той же игрой с уже замызганными постаревшими куклами повторилось в тринадцать лет, Надина мама встревожилась: как бы та не принесла чего в подоле. И то: девочка на сдобных воронежских хлебах физически развита была не по годам — первые месячные давно уже пришли, грудь набухала, бедра тяжелели. Мужчины сворачивали шеи, когда они, мама и дочка, шли по улице, и мама со страхом сознавала, что не чувствует уже на себе мужских взглядов — все они теперь доставались дочери.
И выход был найден: хочет дочка ребеночка — пожалуйста, мама сама забеременела и говорила теперь Наде, поглаживая себя по обширному животу: «Вот и будешь нянчить братика или сестренку». Надя откровенно радовалась. И надо же, не зря мать тревожилась — слишком уж огромен был живот — и братик, и сестренка получились. Вылезли один за другим, крикнули разом, и началась в их семье кутерьма.
Родители Нади были из добрых крестьянских семей, не так давно перебравшихся в город Воронеж, традиции еще были свежи и не забыты. Вполне по-русски: нагрузить молодую девушку, пусть даже и очень молодую, работой. Детство в миг закончилось. Теперь было все для них, спиногрызов, как мать ласково про себя называла близнецов. Отец не вылезал с работы, тщетно пытаясь прокормить семью, а у матери разве хватит рук на этих шельмецов. С утра, пока Надя еще в школе, мать вся избегается, исхлопочется — семь потов прольет, а ничего не успевает. Надя придет, мама ей: «Нянчи, ты хотела», — а сама по магазинам, по очередям — есть-то что-то надо. Ждали одного, и то знали, будет хлопот полон рот, а тут — двойня. Хорошо хоть родственники из деревни помогали.