— Ты поднялся, — удивленно сказала она, и я даже сначала не понял, о чем это она, но Таня сама объяснила: — А я-то думала, что ты на всю жизнь останешься заурядным фотографом.
Это она сказала еще там, в ресторане, а затем мы оказались у меня дома, и наше общее дежа вю с новой силой захватило нас. Потом мы лежали на моей холостяцкой тахте, откинув ненужный груз простыни, едва касаясь друг друга, и молчали. Каждый думал о своем, но я уверен, что все-таки, как и я, Таня думала о нас. Я смотрел на нее. Господи, она совсем не изменилась, будто прошлое ворвалось в мою квартиру, наполняя ее запахом все тех же пьянящих духов.
Мне вспомнилось, как в первую нашу ночь, много лет назад, она говорила: «Посмотри, какая у меня белая кожа. Нравится?» Разве могла она услышать отрицательный ответ? Я гладил эту приятную, забывшую за зиму о загаре, матовую поверхность, такую же, как на девственно-чистой фотобумаге, лист которой только что достали из пакета. Тот же блеск, тот же оттенок, те же блики от красного фонаря, специально включенного мной за неимением ночника. Тогда, в тот первый раз, я навсегда запомнил, как мы считали родинки на ее теле, темные точечки, контрастно выделяющиеся на белом. Мы так играли: я целовал их, считая после каждого поцелуя вслух, а она шептала: «Еще вот здесь, и здесь, и выше…» И я помню, она сказала тогда: «Много родинок — это к счастью. Значит, я счастливой буду». А я тогда самоуверенно подумал: «Со мной». Стала ли ты счастливой, Таня? И я сейчас же спросил ее об этом. Мой вопрос прозвучал неестественно громко и повис в тишине.
Таня лежала на спине и смотрела, не мигая вверх. Что она видела? Небо сквозь потолок? Свою звезду, которую она до сих пор искала? Не сразу она ответила:
— Стала ли я счастлива? Не совсем… Хочется курить.
Она улыбнулась, по-прежнему не глядя на меня, — и так знала, что я не отвожу от нее глаз. Я дотянулся до тумбочки, делая много ненужных движений, и прикурил две сигареты — ей и себе. Еще какое-то время мы молчали, пуская дым, который смешивался в воздухе, превращаясь под потолком в облако, отгораживающее нас от Таниного неба.
Я был счастлив, но так хотелось, чтобы и она тоже. Люди глупеют от этого. Не от счастья, а от желания счастья другим.
— А теперь? — снова спросил я уже в шутку.
— Не задавай глупых вопросов. Счастье — слишком шаткое и недостижимое состояние, чтобы так просто ощутить его и удовлетвориться этим. Ответь-ка лучше, чем ты занимаешься? Где работаешь?
— Так… Снимаю.
— Свободный художник? Значит, ты стал талантливым фотографом?