Хозяйка за стол не присела.
— А вы что же, Евдокия Тимофеевна? — спросил я с набитым ртом.
— А я уже поела, сынок. Мне много не надо: чаю напилась с утра и все.
Когда после завтрака я уселся на крыльце, чтобы выкурить первую опьяняющую сигарету, хозяйка тоже вышла на двор с веником и, подметая и без того чистую, вытоптанную перед крыльцом землю, предложила ненароком:
— Бабы вон говорят, грибы наконец-то пошли. Сходил бы сынок, проверил. Вам, городским, это в диковинку.
На мгновение мне показалось, что Евдокия Тимофеевна — ведьма, и что она знает обо мне все. Подальше от любого людского взгляда, остаться одному — этого мне хотелось сейчас больше всего. С радостью я согласился.
Хозяйка объяснила, куда лучше пойти, «чтоб не заплутать», и дала старенькую залатанную корзинку, в которую уложила несколько пирожков — «проголодаися на воздухе». Туда же, в корзинку, я сунул фотоаппарат и бинокль.
В лесу моя оптика полетела в воду речушки, той самой, что потом протекала мимо деревни и правей которой мне наказывала держаться хозяйка. Тут же я сел на берегу и нюни распустил так, что сейчас и вспоминать стыдно. Только когда скрылся в воде фотоаппарат — орудие моего зла — я по-настоящему осознал, что погубил любимого человека. Сможешь ли Ты понять, Господи, Ты, расправившийся не с одним мерзавцем, сможешь ли Ты поверить мне, что я жалел о содеянном. Я рычал, но не от ненависти, а от бессилия, я не жаждал мести, я клеймил себя и зарекался остаток своей гнусной жизни прожить так, чтобы меня было не слышно и не видно. Тогда-то на берегу извилистой лесной речушки я впервые и вспомнил о Тебе. Впервые в жизни я попросил Тебя, Господи, чтобы Ты помог, но не мне — нет, Тане. Чтобы те отморозки оставили ее в живых, ведь такое вполне было в Твоих силах.
И странное дело: журчала вода в речушке, скрипели и шумели деревья, щебетали невидимые птицы — я вдруг услышал все это после первой в своей жизни молитвы, я успокоился и поверил, что Ты понял меня, что вместе с журчаньем воды и скрипом деревьев Ты уверяешь: все будет хорошо. И долго еще я сидел и слушал эти новые для меня звуки леса.
До грибов ли мне было тогда! Но стоило мне отойти немного от речки, раздумывая, в какой стороне находится деревня, и не слишком беспокоясь о том, что возвращаться придется с пустой корзинкой, как прямо на тропинке передо мной предстал гриб. Он стоял, накренив свою яркую шляпку, подбоченился, будто сам хотел в корзину, будто предлагал мне себя: возьми, срежь. А ведь по этой самой тропинке я шел к речке и, конечно, ничего не заметил. Хорошо хоть, не наступил на такого красавца. Я вытащил из прутьев корзинки хозяйкин кухонный ножик и присел над грибочком. Примял мягкий податливый мох и увидел, что ножка-то у гриба огромная. Взял его за эту ножку, ощутив его крепость, срезал и вдруг краем взгляда увидел еще одну точно такую же красную шляпку в паре метров от тропинки.