– Я его убью, – процедил Гриффин.
– По-моему, я уже сделала это.
Он крепче сжал ее руки:
– Ты о чем?
– Я испугалась и ударила его зонтиком по голове, потом – еще, и била до тех пор, пока не увидела кровь. Она текла по его лицу и падала на воротник. Это было ужасно.
– Ну, это не страшно. Лучше скажи, он… ничего с тобой не сделал?
– Пострадала только моя гордость, – шмыгнула носом Вера. – Он хотел было довезти меня до дому, но я заявила, что пойду пешком. Пусть лучше моя репутация пострадает из-за этого, чем из-за того, что меня опять увидят в обществе этого негодяя.
– Значит, ты его не убила. Что ж, тогда это сделаю я.
Ее губы дернулись в улыбке:
– Не стоит, Бенедикт: со мной все в порядке. Просто немного устала. Ты самый лучший брат на свете.
– Похоже, твоя сестра считает иначе, – буркнул Гриффин.
– Я не хочу, чтобы она знала о случившемся.
– Почему?
– Не хочу, чтобы она знала, что оказалась права. Сара невзлюбила его сразу, как только увидела, и посоветовала мне обратить внимание на кого-нибудь другого.
– И все-таки поделись с сестрой. Думаю, от этого и тебе станет легче.
– Ты ведь не убьешь его?
Гриффин улыбнулся и потрепал сестренку по щеке:
– Конечно, нет, но сделаю все возможное, чтобы превратить его жизнь в ад.
Не бойтесь признать, что вы не правы.
Мисс Фортескью
Гриффин с газетой в руках сидел за столом. Шторы были раздвинуты, но день выдался таким серым, что и комната, и его настроение были весьма мрачными. Вот уже в третий раз он пытался сосредоточиться на статье о проволочках при установке газовых фонарей на лондонских улицах, и в третий раз мысли его возвращались ко вчерашнему дню, к Эсмеральде.
Его взгляд остановился на письме Ламберта, доставленном сегодня утром. Джентльмен искренне извинялся за неприличное поведение по отношению к леди Саре, клялся в любви к ней и надеялся, что ему позволят просить ее руки.
Гриффин раздраженно скомкал газету и швырнул на пол. Как знать, серьезны ли намерения Ламберта или он просто пытается избежать мести за едва не погубленную репутацию сестры Гриффина?
Перед ним на белой скатерти стояла тарелка с нетронутой едой: яичница, ломтик ветчины, вареный картофель. Рядом на блюдце лежал кусочек хлеба, а на другом – десерт: печеный инжир. В центре стола возвышался канделябр на три свечи, отбрасывавший на стены яркие отблески. С тоской окинув овальный стол с шестью стульями, он взглянул на соседний и представил, что там сидит Эсмеральда: с распущенными по плечам золотисто-каштановыми волосами, выражение лица безмятежное, на губах играет обращенная к нему улыбка.