Он непрестанно думал о ней и гадал, почему безоговорочно согласился с ее мнением о Ламберте, лорде Генри и всех других джентльменах.
Она заверила его, что ничего не знает о мужчинах, а он ей сразу поверил. Почему? Да потому, что его влекло в ней все, включая каждое слово. И ничего не изменилось. Ощущение душевной пустоты, возникшее, когда он велел ей уехать, тоже никуда не исчезло.
Гриффин не перестал хотеть ее, несмотря ни на что, и желания его не изменились. Вернее, изменились – только усилились, с тех пор как он держал в объятиях ее теплое податливое тело и припадал к нежным губам. Нет, это больше, чем желание, – это голод. Он хотел ее утром, днем и ночью, каждый час, каждую минуту; хотел, чтобы она была с ним В этом доме, в этой комнате: прямо сейчас. Пусть сидит за столом: с чашкой шоколада, или чая, или чего пожелает ее сердце. Ему все равно. Лишь бы она была здесь.
В глубине души он почему-то знал, что она не просто бедная родственница уважаемого барона. А известие, что она аристократка, ошеломило его, но не умерило жажды. И даже после того как отверг, отослал прочь, он все равно не мог ее забыть.
Может, он не обошелся бы с Эсмеральдой так безжалостно, если бы понимал свои чувства к ней; понимал, почему не может отрешиться от мыслей о ней, забыть о своем желании. Он не сомневался, что она хочет его: не его титул, богатство, не его влияние, а просто его самого, – и так же сильно, как он хочет ее.
Эсмеральда считала искренними чувства Ламберта к Саре. Может, так и есть. Надо встретиться с ним и выслушать, что скажет. Он не против помолвки Ламберта с Сарой, но каковы в действительности его намерения: жениться или всего лишь поразвлечься с его сестрой? Правда, Ламберт уж точно вел себя не так, как лорд Генри.
Он посмотрел на подсохшие ссадины на костяшках пальцев и поморщился. Лорд Генри отделался не только раной на голове от зонтика Веры, но и подбитым глазом и рассеченной губой, с которыми Гриффин оставил его прошлой ночью. Пройдет не меньше недели, прежде чем он решится показаться на людях.
Их вестибюля донесся шум. Кто-то приехал. Женские голоса?
Его сестры никогда не приезжали на Сент-Джеймс.
Гриффин поднялся, и появившийся в дверях дворецкий объявил:
– К вам ваши сестры и леди Эвелин.
«Леди Эвелин?»
– Я попросил дам подождать вас в гостиной.
Его тетя? Ни с того ни с сего?
Сердце забилось чуть сильнее. Что-то случилось!
– Приготовьте для них горячий шоколад.
Гриффин отложил салфетку и направился в гостиную.
Сара и Вера сидели на диванчике, а леди Эвелин в шляпке цвета сливы с прозрачной черной вуалью, закрывавшей лицо, примостилась рядом на стуле с прямой спинкой. Все трое встали, когда он вошел, но Гриффин жестом велел им сесть и спросил: