— Проходите! Проходите! — распоряжался полицейский сержант. — Вы задерживаете движение.
Размахивая дубинками, полицейские начали оттеснять демонстрантов назад. Двое схватили Дарки:
— Проходи!
Дарки высвободился и вызывающе встал перед ними.
— Мы и идем туда, в сквер. Руки прочь!
Вблизи началась потасовка. Возбуждение толпы росло — одни стремились вмешаться в драку, другие — выбраться из свалки.
Удары дубинок посыпались на головы и плечи. Где-то вскрикнула женщина.
— Пошли, Дарки! — завопил Эрни, охваченный желанием бежать отсюда как можно скорее.
Прежде чем Дарки успел ответить, дубинка обрушилась ему на шею и он упал на землю. Скатка слетела с его плеча и сразу же была затоптана ногами. Дарки кое-как поднялся. Двое полицейских схватили его, но он отшвырнул их в сторону, намереваясь посчитаться с ударившим его констеблем.
Толпа наливалась гневом, раздавались угрожающие крики, свист. Полицейские в мундирах и в штатском начали хватать демонстрантов и заталкивать их в крытые грузовики, стоявшие у обочины тротуара. Эрни почувствовал, как его ноги отрываются от земли. Он побледнел и стал отчаянно вырываться. Двое полицейских швырнули его в грузовик на лежавших там людей. Из карманов Эрни на мостовую посыпались мятные леденцы. Краем глаза он увидел Дарки — тот дрался, как лев, с пятью облепившими его полицейскими.
Машина, в которую бросили Эрни, тронулась. Всю дорогу вокруг него люди возбужденно разговаривали, но Эрни не мог сказать ни слова, не мог думать ни о жене, ни о ребенке — ни о чем. Он мог думать только о конфетах, спрятанных в одежде. Он в отчаянии осматривался по сторонам, но не увидел в машине ни одного отверстия, куда мог бы выбросить уличающие его мятные леденцы. Может быть, раздать всем по пригоршне? Или высыпать на дно грузовика и таким образом избавиться от них? Но он так ни на что и не решился, — машина остановилась, и двое полицейских открыли задний борт.
— Выходи все, и не валять дурака!
Арестованные — их было десять, — подавленные тем, что попали в лапы полиции, слезли с грузовика и увидели, что находятся у городской тюрьмы. Эрни показалось, что это церковь. Если бы так оно и было, он помолился бы, чтобы никто не обнаружил у него леденцов.
Эрни и остальных втолкнули внутрь здания и повели по скудно освещенному коридору в комнату охраны.
— Обвиняются в нарушении уличного движения, участии в запрещенной демонстрации и сопротивлении аресту, — сообщил сержант человеку, сидевшему за барьером.
— Снять с них значки, забрать авторучки и все прочее из карманов, — монотонно, как бы нехотя произнес надзиратель.