У сержанта Стерлинга теперь в городе остался единственный верный сторонник — адвокат Николсон. Никогда еще у Прыгунчика Джека дела не шли так хорошо. Скоро он загребет кучу денег, а до этого предстанет во всем блеске перед огромной аудиторией!
Когда адвокат подошел к воротам суда, группа ответчиков и зрителей почтительно расступилась. Николсон один не выказывал никакого трепета перед лицом закона. Бойко подпрыгивая, он направился в здание.
Сквоттер Флеминг, твердо решив посрамить Стерлинга, пригласил адвоката из Мельбурна. Никогда со времени последнего пожара в зарослях Флемингу и его сыну не были так близки их сограждане — ведь сейчас им снова угрожал общий враг.
Констебль Лоутон отворил скрипучую дверь, и люди гуськом потянулись в холодное, внушающее невольный трепет помещение, где всего лишь сто лет назад приговаривали к телесным наказаниям за проступки куда менее серьезные, чем те, о которых речь пойдет теперь.
Прыгунчик Джек сел за стол рядом с сержантом Стерлингом, лицом к возвышению, где было место судьи.
Судья появился из внутренних помещений. Лоутон Промежду-Прочим предложил встать, и весь зал поднялся. Судья, маленький человечек с хитровато косящим левым глазом, облаченный в поношенную черную мантию, занял свое место.
Первыми слушались дела о запрещенных азартных играх. Но адвокат выступил в защиту только одного из букмекеров, Муммаши Палмера. Трое даже не соблаговолили явиться, полагаясь на надежное, неоднократно проверенное правило: если букмекер попался в первый раз, ему нечего особенно беспокоиться. Дэнни О’Коннел решил защищаться сам и ничего не потерял, надо сказать.
Прыгунчик Джек начал с того, что яркими красками расписал солидное положение, занимаемое Муммашей Палмером среди граждан Бенсонс-Вэлли.
— Тем больше оснований, мистер Николсон, чтобы он показывал пример достойного поведения, — ехидно вставил судья. — Мы имеем показания констебля Лоутона: он обнаружил у подсудимого билеты, выдаваемые в удостоверение того, что сделана ставка на скачках.
— Ваша милость, — отвечал Прыгунчик Джек с той раболепной интонацией, которой всегда в совершенстве владели одни юристы да еще в свое время Урия Гипп. — Смею почтительно указать, что человек такого общественного положения, как мой подзащитный, при всем желании не мог…
— Не должен был, хотите вы сказать! — сурово, без намека на иронию, как и надлежит полицейскому обвинителю, прервал Николсона сержант Стерлинг. — Улики очевидны и неопровержимы.
Палмер попробовал вывернуться, сославшись на возможность ошибки в установлении личности.