– Что вы, лешие! Что вы, рогатые сотоны! – Евдокия, шедшая на собрание, выпустила меня из собачьего плена. – Вишь, вас развелось, как бисеру. Хоть бы волки разок прошли да поубивали вашего брата! Как собаки, ей-богу, как собаки, мужику и проходу нет!
По простоте душевной, а может, от привычки к животным Евдокия забыла даже, что речь идет действительно о собаках, и, обзывая собак собаками, окончательно наладила настроение. То, что она так по-братски назвала меня «мужиком», даже как-то ободрило. Опять чувствуя себя здешним, я с волнением обил снег с валенок и вслед за Евдокией вошел в бригадирский дом.
В избе было человек пятнадцать, не считая двух-трех младенцев, самых свежих моих земляков. Периодами они давали о себе знать громким криком либо не менее громким ревом, который, впрочем, общими бабьими усилиями тотчас же пресекался.
Я не стал проходить вперед, а уселся на пороге в прихожей части бригадирской избы. В этой части скопились ходячие ребятишки, а рядом, на пороге, сидел кузнец Петя и курил. Изредка он шевелил кочергой в печке, потом снова садился на порог. Сюда же одна за другой собрались и собачки, но здесь они вели себя совсем не по-уличному. Минутка, к примеру, в помещении оказалась ласковым, безобидным существом.
Теперь можно было послушать, что говорят, но Петя-кузнец спросил, велик ли у меня отпуск. Я сказал и в свою очередь спросил, о чем собрание.
– Одне фразы! – Петя махнул рукой и спросил, ловлю ли я рыбу.
Тем же громким шепотом я сказал, что рыбу не ловлю, и слегка огляделся.
Пивной котел, наполненный скотинной водой, чернел рядом, дальше лежал свернутый соломенный матрац, а вправо на лежанке сидела бригадирова бабка. Она то и дело гладила по белой головке свою маленькую правнучку и приговаривала:
– Танюшка-то у меня дак. Танюшка одна такая на свете.
Посидев и послушав, но, вероятно, ничего не поняв из-за глухоты, бабка опять гладила девочку по голове и приговаривала, какая у нее пригожая Танюшка.
Между тем там, на свету, выбирали президиум.
– Так кого? – в третий раз спрашивал бригадир собравшихся.
Но никто не внес ни одного предложения. Вдруг кузнец Петя прокричал прямо с порога:
– Козонкова в секлетари, а председатель сам будь!
Минутка заурчала от этого громкого возгласа, а в избе послышались голоса женщин:
– И ладно!
– Чего время тянуть?
– Добро и будет, чего еще.
– Все согласны? – спросил бригадир. Он стоял за своим столом, с которого еще не убран был самовар. – Давай, Авенир Павлович, занимай трибуну, вот тебе карандаш, записывай все реплики. Дак, товарищи, вопросов у нас три. Это мой отчет как депутата, второе – выборы конюха. И разное.