— Вот здесь абсцесс. Переводите ко мне в хирургию.
Встал с табуретки, не забыл прикрыть землемера одеялом и, высоко неся голову, ушел из палаты.
— Видали? — восхищенно спросил Пров Яковлевич Володю.
— Видали! — машинально повторил Володя.
— И что увидели?
— Здорово!
Во вторник Добродомова оперировали, и диагноз Постникова был подтвержден полностью. Полунин посоветовал Володе:
— Теперь учитесь у Ивана Дмитриевича, как выхаживать больного после такой операции. Амбруаз Паре в шестнадцатом веке говаривал: «Я их оперировал, пусть бог их излечит». Поучитесь у бога. Постников — врач-стратег, не эмпирик, очень даже размышляющий врач. Учась у него, что тоже небесполезно, подготовите себя к работе в любых условиях, мало ли, знаете, вдруг война. Рентгеновский аппарат не везде отыщется. Предупредить должен: если сгрубит Постников, не обижайтесь, он человек дела и не выносит, когда мешают делу. И праздно любопытных он терпеть не может. Но вообще берите от него как можно больше, черпайте, изящно выражаясь, из этого источника полными пригоршнями, добром помянете…
Устименко передал слова Полунина своим на курсе. Евгений возмутился:
— Ну, знаешь, прелесть моя, я не желаю готовить себя к условиям, в которых и рентгена не окажется. Да и плохо я себе представляю такие условия. А вообще душок какой-то исходит от рассуждений вашего Полунина, эдакое что-то…
— Опять? — угрожающе спросил Пыч.
— Да, опять! — воинственно сказал Степанов. — Опять! Ганичев, Полунин, теперь Постников — не наши то люди, вот что! Не наши! Такова моя точка зрения.
Недели через две Полунин осведомился:
— Черпаете?
— Черпаю.
— И как?
— Достается.
— То-то похудели.
— Знаю я еще очень мало! — пожаловался Устименко. — Это ужас до чего мало.
Пров Яковлевич застегнул плащ на все пуговицы, протянул Володе большую теплую руку:
— До свидания. А что знаете мало — это ничего. За вас ваш Степанов знает много, и все притом на «посредственно».
Володя вздохнул и, шаркая от усталости ногами, вернулся по кленовой аллее клинического парка к приземистому зданию оперативной хирургии. Здесь, в лаборатории, томился трехцветный, измученный Устименкой дворняга Шарик.
Хлопнув дверью на блоке, Володя повернул выключатель и позвал собаку. Шарик слабо вякнул в своей низкой клетке и едва-едва вильнул хвостом. «Я его мучаю, а он мне хвостом еще машет!» — сердито подумал Володя. Когда ему было кого-нибудь жалко, он непременно сердился.
В тишине лаборатории деловито хрупали свои кочерыжки кролики, возились в стеклянных банках белые мыши, вздохнула в станке подопытная собака Миши Шервуда. Рядом, за дверью, работал Постников — Володя услышал его характерное «ну-ну». Тут Иван Дмитриевич проводил не меньше двух часов в день, экспериментировал, размышлял, опять экспериментировал. «В руководимой мною клинике», — вспомнил Володя профессора Жовтяка.