В назначенный срок бригада собралась у трещащего камина. По рукам ходила бутылка с рябиновой наливкой, отжатая у заплутавшего бухареста. За ней поспевала набитая самосадом трубка, в полумраке похожая на пухлого светлячка. Булка нашел ее в мастерской под тюком соломы – пожалуй, последнее напоминание о сгинувшем умельце.
Прикладывались все, кроме Мелочи – сестра запрещала, хотя та и не горела желанием лакать жгучую дрянь. Если бы не дыра в потолке, пробитая рухнувшей печной трубой, дым стоял бы, как пар в бане.
– Будешь? – Хлыст протянул трубку.
Грид повертел мундштук в руке и вернул, после чего без предисловий поведал всю историю с Кротом. У Ксюши заблестели глаза, увалень вскинул брови и закусил нижнюю губу, и только тощий лохмач пялился в огонь с тем же безразличием на чумазом лице.
– Я вот что думаю. – Вожак опустился на скамью и протянул ноги к камину. – Возьмем хабар и кончим этого ушлепка, отбашляем Капитану за крышу, а остатки поделим и спрячем. Пригодится, когда возьмут на Завод – снаряга, пушки, все дела.
– А если в ящиках – не стволы? – спросил Булка.
Герман положил на колено «Макаров». Увидев пистолет, даже Хлыст отвлекся от пляски огоньков и присвистнул под нос.
– Еще один аргумент. С таким удостоверением добыть хабар – что два пальца.
– А если…
– Нет никаких «если»! – рявкнул парень. – Блокпост берем без вариантов. Я не обсуждаю – да или нет, я решаю – как. Ты у нас самый умный – вот и думай, чтобы и добро взять, и маслину не поймать.
– Да ты в край долбанулся! – Хорек швырнул трубку в стену, сноп искр потух, не долетев до пола. – Совсем берега попутал? Хоть соображаешь, на кого наехать собрался? Это не лохи с другой улицы, это, блин, шуховцы!
Главарь осклабился, в рыжих отсветах сам став похожим на неупокоенного духа.
– Соображаю. А ты собрался до старости в игрушки играть? Бакланить по приколу – герой, а как по серьезке – очко жим-жим?
Малец вскочил и сжал кулаки. Он был на голову ниже Германа, но рост никогда не мешал ему срубать ребят покрупнее. Но главарь не вздрогнул, не отшатнулся, даже не моргнул, а шагнул к наглецу, вынув руки из карманов. Позабытый на колене ствол грохнулся на паркет, и холод металла словно перетек в разгоряченные жилы. Хлыст расслабил напряженные до предела мышцы и отступил, не то поняв глупость схватки, не то испугавшись лежащего рядом оружия. Нет, соратник бы в него не выстрелил и не стал бы размахивать перед носом. Просто раньше все замуты обходились местечковыми разборками, и в худших случаях – сломанными носами. Бывало всякое, не было лишь одного – смерти. А теперь смерть блестела под ногами, дулом к окну, курком к двери, проводя незримую границу между жестокими шалостями и залитым кровью взрослым миром. И ладно бы к этой черте вели постепенно, шаг за шагом, но барьер вырос за какую-то ночь, и в него тут же с размаху ткнули мордой.