— Они болеют, потому что я уезжаю? — девочка продолжала на каждом слове судорожно втягивать в себя воздух, как бывает после изматывающих долгих слез, погружающих в еще большую безысходность.
— Я буду по тебе скучать, — задумчиво сказал голос. — Ты ведь скучаешь по родным. Я тоже умею теперь, — пауза снова стала долгой. — Я иначе не знаю, как выразить то, что происходит. Возможно, дождем?
Анна еще раз хлюпнула носом, но на этот раз недоуменно. Черный Король будет по ней скучать? Это не укладывалось в голове девчонки, пусть и воспитанной на страшных деревенских сказках. Чудовища не умеют скучать.
Учинни вытерла слезы и осторожно повернулась на спину, вглядываясь в уже привычную непроглядную чернь перед глазами.
— Ты… Тебе не с кем играть?
— Только с тобой, — поглаживание было нежным и даже робким. — Ты ведь захотела этого сама, а теперь ты меня боишься и ненавидишь. Я принес тебе подарок перед отъездом.
Темнота поплыла, удлиняясь, и поставила на живот маленькую старинную шкатулку, щелкнула замком. Тихая музыка сразу нарушила тишину комнаты, где все пропахло смертью и разложением. Точеная статуэтка выскользнула из недр и распахнула два крыла бабочки.
Анна завороженно смотрела на механическую игрушку, слушала простенькую дребезжащую мелодию, а в душу опять возвращалась сказка. Только такой, какой она и должна была быть изначально, такую, как рассказывала нянюшка, а девочка из-за своего возраста и не знавшая лишений жизни просто не понимала. Ужас никуда не ушел, но он будто наполнился иным смыслом.
Учинни осторожно взяла в руки шкатулку и вгляделась в мертвую и одновременно живую бабочку. Как живые куклы, что теперь прислуживали ей вместо обычных людей.
Девочка хотела спросить, что будет, если она не вернется, но поняла, что лучше этого не знать. Нельзя задавать вопросы, на которые не хочешь знать ответ. Нельзя звать то, о чем не имеешь представления. Нельзя желать сказки, когда не знаешь, чем она закончится…
Анна прижала к себе шкатулку и прошептала:
— Спасибо, — потом, помолчав, продолжила, чувствуя тяжесть и холод игрушки. — Отпусти моих друзей. Я вернусь. Я обещаю.
— Отпущу, когда ты вернешься, — пообещала тьма. — Но каждый день задержки я буду забирать их жизни, так что ты вернешься ко мне обязательно, ведь так, — нечто тяжелое придавило Анну, и поцеловало мягкие губы, словно пытаясь отнять дыхание и заворожить неведомыми образами, в которых в лунном сиянии за окном шевелились тени деревьев, обсыпанных серебром рождественского снега. — Я буду очень ждать момента, когда ты вновь придешь ко мне в объятия.