— Да, она была супер. Я не могу сделать этого. Думаю, мои пальцы слишком большие, — признался Блейк, проводя туда-сюда своим мизинцем по моему соску, который сразу отреагировал на ласку.
— Блейк, перестань, — тихо произнесла я. Я знала, что каждый сантиметр моего тела, к которому прикасался Блейк, был связан с возбуждением, растущим у меня между ног, но Святой Боженька. Мой напряженный сосок был напрямую связан с клитором. Я почувствовала пульсацию между ног, когда он ущипнул его, отчего тот затвердел словно камушек, пока теплое дыхание Блейка обдувало мои волосы. Я убрала его руку, когда он обхватил и сжал мою грудь. Господи. Мы должны были заняться сексом.
Признавая то, что мы уже и так знали, Блейк вздохнул.
— Мы должны держаться на расстоянии друг от друга.
— Расскажи мне о том дне, когда ты встретил Дженни. Сколько лет тебе было?
— Двенадцать, я рассказывал тебе об этом.
— Но не саму историю. Расскажи мне эту историю.
— Я никогда не хотел играть на фортепиано. Меня заставили играть, как только я мог сидеть на скамье. Мой отец не хотел иметь сына, который не умел играть на фортепиано.
— Он заставлял тебя играть?
— Типа того. Я никогда не говорил ему, что не хочу это делать. Я просто бунтовал, пытаясь показать ему свое нежелание.
— Как? — спросила я, проводя пальцами по его руке.
— Когда мне было семь, я сломал эти два пальца, взбираясь на дерево, сломал оба запястья, пытаясь перепрыгнуть через машину на велосипеде, а потом повредил копчик, пытаясь покачаться на виноградной лозе, из-за чего не мог сидеть на жесткой скамье. Я боролся с ним всеми средствами, чтобы не заниматься, но никогда не говорил ему, что не хотел играть.
— Ты подошел к этому серьезно, — поддразнила я его.
— Пока Дженни Линн Холден не вошла в аудиторию со своей мамой.
— Расскажи мне.
— Я собирался убраться к чертовой матери оттуда. Было почти пять вечера, и я собирался посмотреть Форсаж.
25 июня 2001 г.
— Я ухожу, — сказал я своему отцу, когда увидел самую прекрасную девочку в мире. Длинные темные волосы струились вниз по ее спине, а выражение ее лица было печальным, уязвленным.
— Прошу прощения, мэм, — обратился мой отец к матери, — мы не такого рода заведение. У меня длинный список студентов, ожидающих своей очереди, чтобы попасть сюда.
— Не могли бы вы просто послушать, как она играет? У нее очень хорошо получается.
— Я могу предложить вам список рекомендаций, учителей, которые очень хороши в своем деле.
— Я не хочу очень хороших, — услышал я самый приятный голос, когда-либо слышанный мною. Такой сладкий, что можно было испортить зубы. — Я хочу Конли Коуста. Я хочу лучшего.