— Я слышал, что староста вроде бы как айнз… эм. Айндзура, — заметил я.
— Да? — Касандра удивлённо посмотрела на меня. — Тогда он очень хорошо вписался в местное население. Не то, что твоя подружка…
Воительница лукаво стрельнула в меня своими карими глазищами.
— Хм… Слушай, прости за такой наверное глупый вопрос, — произнёс я, глядя в спины удаляющейся толпы. — Но вот айндзуры и эти самые гнезеты… это, собственно, кто? Нет, понятно что люди, я о другом. Это разные народности или какие-нибудь там социальные слои или касты?
— А ты не знаешь? — вздёрнула бровки Касандра. — Хотя, да… ты же путешественник с другого континента. У вас там, наверное, всё не так!
— Что-то типа того.
— В общем-то, ты прав и можно сказать, что этими названиями у нас обозначают два разных народа, — серьёзно кивнула девушка, поворачиваясь ко мне. — «Гнезеты» с древнего языка переводится как «Люди земли». Они темноволосы и черноглазы, крайне скупы и очень консервативны, чрезвычайно мастеровиты и сильны от природы, однако редко когда достигают высоких уровней боевого мастерства. А ещё они, на самом деле, коренной человеческий народ этого континента! Что ещё…
Касандра на секунду задумалась а затем добавила.
— А — ну да! — она даже щёлкнула пальчиками. — Растут они быстрее, где-то четыре к году по отношению к айндзурам. Ну и живут значительно меньше. В среднем где-то около сорока пяти, пятидесяти лет.
— В смысле? — слегка обалдел я от услышанного.
— В прямом, — пожала плечиками воительница и улыбнулась. — К четырём годам гнезет выглядит уже как шестнадцатилетний айндзура, считается совершеннолетним и чаще всего заводит свою семью. Так распорядились боги, иначе от всех невзгод и напастей их народ давно вымер бы. Конечно, это в значительной мере сказывается на уровне их интеллекта, но это же в основном крестьяне — много ли им надо. Слушай, пойдём, что ли, присядем где-нибудь! Нечего на дороге торчать, мне нужно дождаться каравана, с которым следует моя группа, вот я пока и отвечу на твои вопросы. На какие смогу, конечно.
— Встречное предложение, — произнёс я, брезгливо глянув на свою перепачканную одёжку. — Давай дойдём до речки или, хотя бы к колодцу и слегка почистимся, а то… ты вон тоже вымазалась…
— Ой… Действительно! — и хитро так прищурилась. — А как же гордость, омытая в крови поверженных врагов и брутальный образ героического рубаки? Я всегда думала, что вы — мужчины любите покрасоваться перед слабыми дамами в броне с наглядным доказательством вашей удали!
— Считай, что это культурные различия, — усмехнулся я. — К тому же, лично я предпочитаю, чтобы моя «гордость» находилась в чистоте и сухости, а так же не вижу ничего брутального в том, чтобы вонять на такой жаре тухлятиной.